ВАЛЕНТИН КАТАСОНОВ
Военно-экономическая мобилизация России: как это было в годы Первой мировой
20 сентября президент РФ Владимир Путин на совещании по вопросам развития оборонно-промышленного комплекса (ОПК) заявил, что производство оружия – та сфера, которую на 100% должны обеспечивать только отечественные предприятия. Глава государства потребовал в ближайшие сроки увеличить объемы производства военной продукции. Он констатировал, что в стране уже проводится военно-экономическая мобилизация.
Судя по некоторым признакам, она проходит не просто. Например, быстро провести импортозамещение отдельных узлов и компонентов конечной продукции военного назначения не получается. А некоторые предприятия ОПК оказались в плохом финансовом положении, и им грозит банкротство.
Для успешного решения задач военно-экономической мобилизации крайне важно учитывать прошлый опыт нашей страны. Опыт как позитивный, так и негативный. Например, опыт военно-экономической мобилизации Российской империи накануне Первой мировой войны и в ходе ее является преимущественно негативным.
Есть обширный круг источников, позволяющих разобраться в том, что происходило в военной промышленности Российской империи и снабжении российской армии оружием, боеприпасами и амуницией в начале ХХ века и в ходе Первой мировой. Назову наиболее интересные и доступные: А. А. Маниковский. Боевое снабжение русской армии в мировую войну, изд. 2-е, т. 1, ГИЗ, 1930; Н. Козлов. Очерк снабжения русской армии военно-техническим имуществом в мировую войну, часть I, Госвоениздат, М., 1926; Е. З. Барсуков. Русская артиллерия в мировую войну, т. I, М., 1938; Г.И. Шигалин. Военная экономика в первую мировую войну. — М.: Воениздат, 1956; А. Л. Сидоров. Экономическое положение России в годы первой мировой войны. – М.: «Наука», 1973.
Авторы упомянутых работ и многие другие (военные командиры, историки, экономисты) едины в своем мнении: готовность Российской империи к грядущей мировой войне была, мягко говоря, невысокая. Да, с 1909 года в России начался достаточно быстрый рост экономики после экономического кризиса 1899-1903 гг. и экономического застоя последующих шести лет. Правда, никакого радикального изменения места России в рейтинге ведущих стран мира не произошло. По большинству видов промышленной продукции Россия по-прежнему занимала 4-5-6-е места, а на первых находились США, Германия, Великобритания. Кое в чем Россию опережала и Франция.
Чтобы понять «весовые» категории отдельных экономик, возьмем все тот же показатель национального дохода. В США в 1913 году он составил 35,5 млрд. долл., в Германии – 12 млрд. долл. (49,5 млрд. немецких марок), а в России – 11 млрд. долл. (21,5 млрд. руб.). Отставание России от западных стран будет еще более впечатляющим, если мы перейдем к подушевым показателям. Тот же национальный доход в расчете на душу населения в США в 1913 году равнялся 365 долл., в Германии – 179 долл., а в России – всего 66 долл. (в 5,5 раза меньше, чем в США, и в 2,7 раза меньше, чем в Германии).
В 1909-1914 гг. в России имел место экономический рост, который достигался за счет наращивания не продукции, предназначенной для конечного потребления, а преимущественно сырья и полуфабрикатов. Некоторые историки, слабо разбирающиеся в экономике, воспроизводят цифры прироста добычи нефти, каменного угля, выплавки стали и чугуна и т.п. Но это все промежуточная продукция. А вот с конечной продукцией были большие проблемы. Почти всё импортировалось. Часто приходится слышать, что накануне Первой мировой войны Россия переживала бурную индустриализацию. Давайте разберемся.
Во-первых, в начале ХХ века в России развивались лишь отдельные отрасли промышленности. Это была выборочная индустриализация, которая стратегических задач страны не решала.
Во-вторых, выборочная индустриализация нужна была западному капиталу, который организовал в России на базе ее богатейших природных ресурсов и дешевой рабочей силы конкурентоспособное производство сырьевых товаров и полуфабрикатов, вывозившихся за пределы России.
Обрабатывающая промышленность в России была в загоне. Производство машин и оборудования находилось на крайне низком уровне. Оборонные предприятия базировались на импортных станках и оборудовании. Продукция военного назначения, как правило, уступала лучшим зарубежным образцам.
Мы помним слова П.А. Столыпина: «Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». Эти слова были произнесены в 1907 году, за семь лет до начала Первой мировой войны. Фраза красивая, патриотичная. Но меня удивляет: неужели Петр Аркадьевич действительно думал, что России дадут эти самые двадцать лет внутреннего и внешнего покоя?
По части обеспечения «внешнего покоя» Столыпин как премьер-министр не имел необходимых знаний и опыта. Уже в то время разведка Генерального штаба докладывала, что подготовка Запада к большой войне идет полным ходом. Были прозорливые политики и в России, и в Европе, которые говорили, что война неизбежна, но в российском правительстве в начале ХХ века царило преступное благодушие.
А вот примером трезвого понимания международной ситуации и угроз, нависающих над страной, могут служить слова Сталина: «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Слова были сказаны в 1931 году, за 10 лет до начала Великой Отечественной войны. И страна сумела пробежать это расстояние в десять лет – была проведена индустриализация, создан оборонный щит страны.
Под обеспечением «внешнего покоя» я имею в виду укрепление обороноспособности. Да, оборонная промышленность Российской империи в начале ХХ века функционировала, государственные заказы на военных предприятиях выполнялись, армия и флот вооружались и перевооружались. Но, во-первых, все это происходило в неспешном порядке. А международное положение требовало перевода оборонки на мобилизационный режим. Во-вторых, большая часть продукции оборонных предприятий была морально устаревшей.
В результате потребности российской армии в начале войны в оружии, другой военной технике и снаряжении не смогли покрываться, мягко выражаясь, в полной мере.
В момент, когда Россия вступила в войну, она имела всего 7 088 орудий всех калибров против 13 476 орудий, которыми располагала австро-германская армия. Особенно гигантским был разрыв в тяжелой артиллерии: русская армия имела всего 240 крупнокалиберных (тяжелых) орудий против 1.396 аналогичных орудий австро-германской армии. Некоторых видов артиллерийского оружия у России вообще не было. Так, на российских заводах не изготавливались зенитные орудия, которыми были вооружены французская, английская и немецкая армии. Не производились в России перед войной и авиационные моторы, бомбометы и минометы. Станковых пулеметов в России производилось меньше, чем в Германии, в 13 раз, чем в Англии — почти в 14 раз, чем во Франции — в 5 раз (И. Маевский. К вопросу о зависимости России в период Первой мировой войны // «Вопросы истории», 1957, № 1, с.72).
Не хватало даже самых простых видов оружия – винтовок. По исчислениям военного ведомства, общая потребность в винтовках на период с 1 июля 1916 по 1 июля 1917 г. составляла 6 млн. шт., в то время как производственные мощности отечественных оружейных заводов были рассчитаны на годовой выпуск 1,8 млн. шт.
Недостающую часть винтовок приходилось закупать за границей, в первую очередь в США; в меньшей степени в Великобритании и Франции. Ситуация усугублялась тем, что России для оплаты таких закупок приходилось обращаться за кредитами к тем же Великобритании, США, Франции. Главным кредитором была Великобритания, которая дала несколько кредитов на большие суммы, требуя обеспечения кредитов в виде металлического золота. В результате часть золотого запаса Российской империи перекочевала на острова Туманного Альбиона. Долговая зависимость России за два с половиной года войны (до февральской революции 1917 года) сильно выросла. По расчетам известного историка Первой мировой войны Л.А. Сидорова, Россия получила во время войны на покупку вооружения и снаряжения займов и кредитов на сумму почти 8,5 млрд. золотых рублей (А.Л. Сидоров. Влияние империалистической войны на экономику России. «Очерки по истории Октябрьской революции». Т. 1. М. 1927, стр. 71). Это означало почти удвоение того гигантского внешнего государственного долга, который у России был накануне Первой мировой.
Большие проблемы для русской армии представляло то обстоятельство, что поставками оружия, боеприпасов и амуниции занимались преимущественно частные предприятия. Их целью было максимально нажиться на казенных заказах, вопросы укрепления обороноспособности у них были на десятом месте. Жажда наживы проявлялась в том, что русские капиталисты нещадно завышали цены на продукцию оборонного заказа. В 1916 году правительство пришло к выводу, что полагаться надо на казенные заводы, коих было крайне мало. Были приняты решения о создании за счет казны таких заводов, но решения не удалось в полной мере провести в жизнь. Надвигался 1917 год...
ВАЛЕНТИН КАТАСОНОВ
Много ли государства в экономике России?
Без сильного государственного сектора экономическая мобилизация России невозможна
Вопрос о том, много или мало в российской экономике государства, обсуждается в нашей стране на всем протяжении существования Российской Федерации.
В первой половине 1990-х годов российские либералы-реформаторы (Е. Гайдар, А. Чубайс и др.), получавшие поддержку Запада, организовали мощную пропагандистскую кампанию в пользу приватизации государственных предприятий, доставшихся Российской Федерации в наследство от Советского Союза. Под аккомпанемент этой пропаганды уже в 1992 году началась так называемая малая, или чековая, приватизация.
С декабря 1992 года была запущена так называемая большая, или ваучерная, приватизация, которая продолжалась до 1994 года. Всего в 1991-1992 годах было приватизировано 46,8 тысячи государственных предприятий, в 1993 году количество приватизированных предприятий возросло до 88,6 тысячи, в 1994 году — до 112,6 тысячи. Масштабы этой кампании были беспрецедентны.
Затем «большую» приватизацию сменили в 1995 году залоговые аукционы. По состоянию на 1 января 1997 года общее число приватизированных предприятий достигло 126,8 тыс. Госсектор сжимался, как шагреневая кожа. К началу 1997 г. государственные предприятия составляли всего 16% от общей численности зарегистрированных юридических лиц. В 1994 году в частные руки перешло 95% предприятий химической и нефтехимической промышленности. В черной металлургии уже в 1994 г. на приватизированных предприятиях производилось 99% продукции.
После залоговых аукционов во второй половине 90-х годов начался период так называемой точечной приватизации. За десять лет (1993-2003) было приватизировано 145 тысяч госпредприятий, за которые российская казна, по данным Счетной палаты, получила 9,7 миллиарда долларов. В среднем для новых хозяев средняя цена приватизируемого объекта составляла около 67 тысяч американских долларов! Аппетит приватизаторов разгорался.
Чтобы государство окончательно не лишилось «прожиточного минимума», без которого ему невозможно выполнять хоть какие-то жизненно важные функции, группа политиков и чиновников-государственников подготовили в 2004 году примерный список предприятий и организаций, которые ни при каких обстоятельствах приватизировать нельзя. И в 2004 году президент Российской Федерации Владимир Путин подписал указ «Об утверждении перечня стратегических предприятий и стратегических акционерных обществ» (от 4 августа 2004 г. № 1009). В утвержденном президентским указом перечне числилось в общей сложности 1063 предприятия, в том числе 514 федеральных государственных унитарных предприятий (ФГУП) и 549 акционерных обществ.
«Перечень» не был фиксированным списком. Он стал объектом острой лоббистской борьбы. К 2007 году общий перечень стратегических предприятий сократился до 1008, причем число государственных унитарных предприятий снизилось до 485 (снижение на 29 единиц); а число акционерных обществ – до 523 (снижение на 26 единиц).
К 2010 году перечень был урезан до 438 предприятий (41% от первоначального перечня). Летом 2010 года на Петербургском международном экономическом форуме (ПМЭФ) тогдашний президент РФ Дмитрий Медведев всех огорошил следующим заявлением: «Я сокращаю перечень стратегических предприятий страны в 5 раз — с 208 до 41». Медведев имел в виду лишь часть стратегических предприятий – тех, которые относились к группе акционерных обществ. Согласно его планам, также предусматривалось сокращение количества государственных унитарных предприятий с 230 до 159. В общей сложности план Медведева предусматривал сокращение общей численности стратегических предприятий с 438 до 200, т. е. в 2,2 раза. План был выполнен полностью. Урезание «Перечня» продолжилось. В 2018 году в нем уже осталось всего 144 предприятия (в том числе 107 государственных унитарных и 37 акционерных).
Чувствуется, что «Перечень» остается объектом острой закулисной борьбы, четких критериев стратегического предприятия нет. Каждый год правительство осаждают лоббисты частного капитала (не только российского, но и иностранного), добиваясь от власти принятия плана приватизации остатков государственного имущества на очередной год. А правительство, соглашаясь на новые приватизации, постоянно говорит, что это, мол, необходимо для пополнения государственной казны.
На фоне продолжавшихся приватизаций постоянно звучала мантра о «слишком большой доле государства в российской экономике». А некоторые говорили, что доля государства ещё и увеличивается. Например, глава Счетной палаты РФ Алексей Кудрин в конце 2019 года, выступая на инвестиционном форуме «Россия зовет!», заявил, что за последние 10 лет доля государства в экономике России выросла на 10% и достигла 47–48%.
А глава Федеральной антимонопольной службы (ФАС) Игорь Артемьев в 2019 году сообщил, что доля государства по итогам 2018 года осталась на уровне свыше 60–70%. По данным службы, роль государства в экономике усиливается, происходит «сращивание монополий с государством» и «прямое огосударствление производства». Экономика, по данным ФАС, характеризуется избыточно высокой долей государственного участия и недостаточными темпами приватизации. Откуда такие данные?
На тот момент, согласно открытым источникам, все госкорпорации давали в общей сложности 7-10% ВВП. Примечательно, что даже МВФ на тот момент оценивал долю всего государственного сектора в 33%. Оценка непомерно высокая. А получилась она в результате простой арифметической операции. Долю госпредприятий (19,3%) сложили с долей госуправления (13,5% ВВП). Да, да, не удивляйтесь! Чиновники в министерствах и ведомствах, сидя в своих креслах и передвигаясь в своих лимузинах, также участвуют в создании валового внутреннего продукта. Вот так нынче принято оценивать долю государственного сектора экономики! Это новое веяние экономической статистики пришло к нам в Россию еще в начале 1990-х годов все из того же МВФ.
И тем не менее даже бывалые либералы поняли, что с такими подсчётами произошёл перебор. Господин Артемьев лишь согласился с оценочным суждением одного из участников гайдаровского форума. Последний рассчитал долю государства путем сложения добавленной стоимости всех компаний, хоть как-то связанных с государством, и всего консолидированного бюджета России. Доля такого бюджета в конце прошлого десятилетия составляла 34-35% ВВП. Один блогер язвительно прокомментировал приведенную цифру: «С таким же успехом сюда можно было бы добавить зарплаты всех бюджетников и членов их семей, пенсии стариков, а также доходы всех компаний, товары которых они покупают. Получилась бы ещё более внушительная цифра».
Признаюсь, меня тема доли государства в экономике зацепила по той причине, что 31 октября этого года в Совете Федерации проходил круглый стол на тему «Госплан 2.0 как механизм стимулирования экономического развития». Обсуждая вопрос о возможном учреждении у нас нового Госплана, участники стола начали спор о том, каковы масштабы государственного сектора в сегодняшней экономике. Участник дискуссии первый вице-президент Центра стратегических разработок (ЦСР) Борис Копейкин заявил, что доля госсектора в экономике России в 2021 г. достигла исторического максимума – ЦСР ее оценивает в 56,2% (оценка включает компании с госучастием, сектор госуправления, ГУПы). За 20 лет эта доля выросла в 2 раза, добавил он. С Копейкиным в дискуссию вступил экономист Bloomberg Economics Александр Исаков, по мнению которого расширенная доля госсектора в России составляет около 40%.
Прокомментирую: нет ни 56,2%, ни 40%. Нам нужны еще некоторые цифры для того, чтобы получить исчерпывающую картину. Например, число организаций, занимающихся экономической деятельностью. Согласно самым свежим данным, на государственные и муниципальные организации на середину текущего года пришлось 8,0% общего числа всех организаций. В том числе на государственные (находящиеся в собственности федерального правительства и субъектов РФ) – 2,7%. Между прочим, во всей добывающей промышленности число государственных и муниципальных организаций составляет около сотни (0,5% общей численности организаций в этом секторе); в обрабатывающей промышленности их число равняется 900 (0,4% общей численности всех организаций в секторе). Итого во всей российской промышленности на сегодняшний день осталось не более тысячи предприятий в собственности федеральной власти, субъектов РФ и муниципальных властей.
И ещё один очень важный показатель – доля государства в уставных капиталах. Такой показатель, если покопаться, можно найти на сайте Росстата. На конец 2021 года доля государства (суммарная доля федеральных органов власти, органов власти субъектов РФ и муниципалитетов) в общем объеме уставных капиталов всех организаций (юридических лиц), действующих в экономике, равнялась 23%. Это и есть ключевой показатель, с помощью которого можно и нужно оценивать долю государства в экономике. Но 23%, образно выражаясь, это «средняя температура по госпиталю». В ключевых секторах российской экономики этот показатель намного ниже. В добывающей промышленности он равнялся (2021 год) всего 0,50%, в обрабатывающей промышленности – 4,20%.
Россия сегодня ведёт с коллективным Западом напряженную войну, которая требует экономической мобилизации. Без сильного государственного сектора она невозможна. Я постарался показать, что у нас такого государственного сектора в настоящее время нет.
Свежие комментарии