Военная безопасность России требует нового «тотального» подхода

А чтобы его разработать, потребуется глубокий анализ сложившихся уникальных реалий.

С учетом приближающейся второй годовщины СВО и постоянных попыток ряда западных акторов спровоцировать прямой конфликт РФ и военного блока НАТО, вопрос военной безопасности России приобретает особенное значение.

Отечественные теоретики военной мысли не обходят вниманием эту сферу. В военно-теоретическом журнале Минобороны РФ «Военная мысль», к примеру, была опубликована статья за авторством генерал-полковника В.Б. Зарудницкого, посвященная тенденциям в обеспечении такой безопасности, с учетом новой геополитической карты мира.

В ней отмечается, что категорические противоречия между глобальными державами, имеющими взаимоисключающие видения грядущего мира и миропорядка, привели к резкому росту значимости фактора военной силы. Причем силовое противостояние государств приобретает характер гибридной войны, включая «войну через подставных лиц — прокси-войну», санкционное давление, операции в кибернетическом пространстве, информационное противоборство и ряд других направлений, ранее не свойственных традиционным войнам.

Конфликт на Украине стал практическим выражением этих изменений – в частности, были реализованы пункты Концепции внешней политики Российской Федерации о «косвенной агрессии», которые в ближайшем будущем могут стать базисными в сфере интересов военной безопасности. Нам никто не объявляет войну открыто, но «ближнее зарубежье и периметр границ Российской Федерации рассматривается Западом как плацдарм для целенаправленного проецирования конфликтного потенциала против нашего государства и союзников.

Причем в качестве источника военных угроз могут выступать как целые государства, по аналогии с Украиной, так и подготовленные негосударственные акторы».

Соответственно, отмечает российский военный think-tank, необходимы структурные изменения в обеспечении военной безопасности. Прежде всего, оценка угроз, ведь недооценка ведет к снижению уровня концентрации всего потенциала государства в военную сферу, а переоценка, наоборот, — к чрезмерной концентрации усилий страны на ведение военных действий. Причем к «войне», в силу гибридизации этого понятия, относится очень широкий спектр задач, вплоть до внутренней социально-политической обстановки в России, которую враг будет пытаться расшатать.

«Фактор неопределенности исключает возможность сформировать однозначный прогноз развития обстановки, способной создать прямую угрозу военной безопасности государства», - к такому тревожному выводу приходят российские отечественные аналитики. Предлагая, соответственно, «строгую концентрацию проводимых государством мер в интересах обеспечения военной безопасности» - пока сохраняет актуальность прямая угроза существованию России, «вся деятельность государства и общества, не связанная с решением задач военной безопасности, должна носить обеспечивающий характер и соответственно регулироваться».

Можно уверенно сказать, что понятие военной безопасности России – к чему приходят гражданские и военные отечественные аналитики – охватывает де-факто всю ткань социально-экономической жизни. И, без определенного уровня концентрации всего общества, выполнить обеспечение военной защиты государства просто невозможно. Поскольку эта задача, одновременно, характеризуется всеохватностью и необходимостью резервирования на ключевых направлениях – и, при этом, требуется достаточная для своевременной перестройки гибкость. На тот случай, если резервы, подготовленные для одной задачи, окажутся неприменимыми в иных условиях.

Для чего, в свою очередь, потребуется качественный и многоуровневый аналитический аппарат, способный верно оценивать действительность и прогнозировать ситуацию для ближней, средней и долгосрочной перспектив.

Возникает необходимость оптимизации административно-командного механизма. В новых условиях он, во-первых, должен быть междисциплинарным, с учетом размытости границ сфер, имеющих прямое отношение к военной безопасности – и не относящихся к ней, а во-вторых – максимально избавлен от барьеров, затрудняющих прохождение влияющей на принятие решения информации.

Фактически, нас ждет переосмысление и экономического мироощущения. Конфликт на Украине, например, показал, что обе стороны этого конфликта в значительной степени зависят от третьей стороны, производящей компоненты для дронов. А экономические удары, вплоть до блокирования поставок лекарств, могут последовать со стороны тех государств, с которыми мы напрямую в конфликте не состоим, и с которыми даже не было близких к вооруженному противостоянию инцидентов.

Как следствие, придется не только оценивать потребности в ресурсах, технологиях и производственной базе, необходимых для победы в будущих конфликтах – но и своевременно обеспечивать их существование. Тут придется решать сразу две подзадачи: иметь нужные предприятия, целесообразность которых не должна оцениваться в категориях капиталистической прибыли и рентабельности в моменты условного «мира», и создавать, поддерживая затем в «теплом» состоянии резервные варианты нужных для противостояния в конфликте материалов и технологий.

Промышленный шпионаж тоже приобретает особую актуальность. В условиях, когда против нас выступает весь коллективный Запад – ведь конфликт на Украине - это лишь одна из фаз противостояния более высокого порядка – нам важно понимать перспективы технического развития оппонента. Не умаляя достоинств отечественной инженерной школы (гиперзвук), мы не сможем в ближайшие годы сравниться с Западом по части инвестиций в весь спектр технологий, способных повлиять на военную безопасность. Поэтому асимметричные способы получения нужных знаний весьма актуальны.

Обеспечение военной безопасности России в XXI веке – это совершенно новый вызов, для ответа на который нам требуется полная перестройка мировоззрения и значительной части социально-экономических институтов. Но отвечать на этот вызов нам придется.