Усталый избиратель начинает цепляться хоть за какую виртуальную соломинку, даже если её нарисовал и протягивает ему откровенный фрик-популист Хавьер Милей, весьма харизматичный в своём амплуа.
Находясь тут, в России, всем «от мала до велика» очевидны последствия такого радикализма. Где-то ещё могут наблюдать с интересом на происходящее с вопросом «что же из всего подобного выйдет». Особенно сами аргентинцы, как вольные или невольные непосредственные участники разразившегося циркового шоу. В российском же информационном сегменте всем экспертам и аналитикам очевиден исход, что комедия превратится в драму. Если дорвавшемуся до власти фрику с программой крайней степени людоедского либертарианства удастся её реализовать — вокруг останутся только руины. Другое дело, насколько тут на любые решения будет давить объективная реальность, и как повлияют на всё незримые заинтересанты, с явно не аргентинской «пропиской».
Ведь на фоне программы отмены министерств и других госструктур в этой цирковой репризе существуют весьма увесистые пункты, далеко выходящие за рамки одной только страны и имеющие далеко идущие мировые последствия. Всем было известно об однозначной позиции Милея относительно стран БРИКС. Разрывы с Китаем, Россией и соседней Бразилией озвучивались им постоянно, в противоположность к США, откуда и торчат уши поддерживающих его сил. Не дать БРИКС, как новому мировому объединению разрастись, заслонить собой и вытеснить Pax Americana, разобщить поднимающий голову Глобальный юг — всё это понятно и на виду. Так же Хавьером озвучивалось намерение отказаться от песо, распустить центробанк и перейти на доллар.
И вот тут, на наш взгляд, кроется самое интересное. Помимо того, что страна отрывается от естественного для неё сотрудничества, закупоривается её интеграция в новые перспективные мировые структуры — она становится полигоном для обкатки и изучения весьма выгодного для нынешних глобалистов тренда.
Уход от доллара стал естественным курсом для многих стран. Обезопасить себя от притязаний гегемона и выйти на новый, более справедливый уровень международного сотрудничества хотят все, кто не является условным объединённым западом. Тенденция настолько очевидная, приобретающая такой серьёзный размах, что её видимый вектор явно движется к краху гегемонии доллара. А это основа, фундамент, на котором строили нынешнюю модель глобализации, и не важно, какие формы взаиморасчётов приобрели бы её черты в будущем. Без основы дом на песке не построить.
Из существующего ныне долларового оборота начинают выпадать целые куски. Его доля в мировой торговле стремительно падает. При подобном аргентинскому пестовании хаоса транснациональные игроки с американской «пропиской», вероятно, отрабатывают стратегию отмены национальных валют. Не важно, насколько «удачными» будут последствия для самой страны. Чем необратимее для неё будет происходившие разрушительные перемены, тем маловероятнее произойдёт откат назад, то есть возвращение к национальной валюте.
Впереди у всей планетарной экономики глобальный кризис. Даже если последовательный переход на другие, отличные от доллара способы, будет происходить постепенно. Всё равно, при переходе через определённую черту, когда во взаиморасчётах доллара останется менее трети, может быть четверти — черта станет Рубиконом. Накопленный багаж из долгов и многие другие факторы объективно придадут всему процессу лавинообразное ускорение. И тут приверженцы дальнейшей долларовой гегемонии, как видится, могут решать несколько задач, убирая со цены аргентинский песо.
Во-первых, отменой некоторых национальных валют такой неизбежный процесс можно оттянуть. Хотя планирующие подобное будут надеяться на полное предотвращение этих разрушительных для них процессов.
Во-вторых, также существуют варианты ручного управления, вернее «подруливания» кризисных явлений. Есть сценарии, при которых в начальном этапе этого лавинообразного обрушения сначала должно поплохеть на всех других рынках и в других экономиках. Должен заработать этакий пылесос, что вытянет все возможные активы из них, до которых только сумеет добраться.
Если при этом, на фоне бушующего экономического урагана, ещё и целенаправленно, при любой возможности отменять национальные валюты под различными соусами и предлогами, увеличивая оборот долларовой денежной массы, в том числе и в международных расчётах — подобное может стать спасительной соломинкой. Или — нет.
Весьма вероятно, что именно из тех «мест силы», откуда шла незримая, но уверенная поддержка кандидата-фрика, для замеров и апробирования подобных, далеко идущих планов, и был вкинут тезис об отмене национальной валюты песо. Выглядит, как весьма перспективное и далеко идущее для них начинание.
С нашей же стороны, в очередной раз остаётся только благодарить провидение за обрушившиеся на нас санкции и реакцию российской экономики на них. Мы уже поэтапно проходим то, что почти одномоментно предстоит всему остальному миру, постепенно строим стены и демпферы, которые ограничат последствия и сгладят воздействие на нас морового «идеального шторма». Россия становится еще сильнее.
Какие страны ЕС могут спастись от мигрантов
Европа пережила несколько «волн» отношения к миграции. В настоящее время поток беженцев в ЕС, без преувеличения, может означать по отношению к европейцам шекспировское: «Быть или не быть?» Имеется в виду будущее народов, которые вполне могут исчезнуть с лица Земли.
В 60-70-х годах прошлого века прибытие «новых европейцев» не вызывало тревоги. Бурный рост ВВП, «бархатный развод» с большинством колоний, подъём гуманистических настроений после завершения Второй мировой войны создавали благоприятный фон для приёма переселенцев.
В миграционных потоках того периода преобладали выходцы из культурно близких регионов (южной и юго-восточной Европы, Латинской Америки), что не вызывало жгучих общественных конфликтов.
К началу 80-х годов среди иммигрантов существенно возросла доля выходцев из Африки и с Ближнего Востока. Приезжие из Югославии, Португалии или Аргентины быстро интегрировались в общества Германии или Франции, а вот представители исламской цивилизации формировали устойчивые общины, сохраняющие прежнюю идентичность и свои традиции.
Активизировались Саудовская Аравия и Иран, начавшие оказывать политическую поддержку своим единоверцам в Европе. Всё это привело к ужесточению миграционной политики, например, во Франции – к появлению т.н. «законов Паскуа», ограничивающих возможность получения французского гражданства. Однако в начале XXI века Западная Европа «сломалась».
Не столь богатые страны бывшего соцлагеря получали некоторое послабление по сравнению с зажиточными немцами и скандинавами, но они отказались принимать нелегалов. Позицию этой группы сформулировал руководитель венгерской дипломатии Петер Сиярто: «Мы будем бороться с феноменом нелегальной миграции». Польша, Чехия и Словакия заняли аналогичную позицию.
Дебаты о распределении бремени беженцев на всех участников Евросоюза продолжаются по сей день. В июне 2023 года страны ЕС пришли к соглашению: от приема беженцев можно «откупиться», внося по 20 000 евро за человека. Однако Болгария, Литва и Словакия воздержались от голосования, а Венгрия и Польша выступили против. Польский МИД откровенно окрестил предложенные сборы на беженцев «штрафами».
При этом Польша, Венгрия и прочие протестующие страны получают из бюджета ЕС дотации, превышающие «штрафы», и ведут себя, с точки зрения Брюсселя, «неблагодарно».
Проблемы, так или иначе связанные с нарастающим миграционным вызовом, относятся не столько к Евросоюзу в целом, сколько к его западной части. Те страны, которые ранее входили в социалистический блок, а ныне позиционируют себя как «центральноевропейцы», отличаются совершенно другими параметрами.
Здесь примерно в полтора раза ниже уровень жизни по сравнению с ведущими западноевропейскими странами. Соответственно, ниже привлекательность трудового рынка и существенно ниже привлекательность социальной поддержки для мигрантов (в отличие от своих богатых западных соседей, страны восточной и центральной Европы ещё не начали так щедро раздавать пособия и льготы приезжим).
Вдобавок сам рынок труда к востоку от линии Берлин-Вена гораздо более тесный: в европейском концерте эти страны привыкли выступать скорее как эпицентры трудовой эмиграции, нежели трудовой иммиграции.
Вторая особенность «восточного фланга ЕС» - отсутствие развитых исторических связей с современными регионами массового миграционного исхода. Жители бывших колоний не просто завязали разноплановые контакты с бывшими метрополиями, они освоили язык вчерашних колонизаторов, который теперь служит им проводником в Европейский дом.
Какие бы планы ни строили, допустим, перебравшиеся во Францию выходцы из Сенегала, Мали или Чада – стать официантами в провинциальной таверне они смогут благодаря широкому распространению в их родных краях французского языка, знакомого с детства. В Варшаве или Будапеште сенегальцы или малийцы сразу наткнутся на трудно преодолимый языковый барьер, который может сработать не хуже обсуждаемого выше барьера пограничного.
Наконец, интересы политических и бизнес-элит на «восточном фланге» Евросоюза не подвержены влиянию миграционного фактора: здесь нет ни столь острой потребности в дешёвых трудовых ресурсах, ни столь сильной зависимости от сырьевых ресурсов из стран «Глобального Юга».
К тому же в силу вышеперечисленных обстоятельств в Польше, Чехии, Словакии, Венгрии ещё не сформировались заметные иммигрантские общины и, следовательно, не стали весомым политическим фактором, с которым приходится заигрывать парламентским партиям.
Более высокая экономическая привлекательность западноевропейских стран и их исторически сложившаяся близость к своим бывшим колониям резко повышает интенсивность миграционного потока и рождает в западной части Евросоюза тот сгусток проблем, от которых пока избавлена его восточная часть.
В определённой мере можно говорить об обратном ходе исторического маятника, о «контрколонизации» африканцами и азиатами Западной Европы как прямом последствии колонизации Африки и Азии западными европейцами. Жителям Западной Европы приходится платить по историческим счетам, и ещё далеко не все долги предъявлены к погашению.
В своё время Польша, Венгрия, Чехия и Словакия образовали «Вышеградскую четвёрку», чтобы ускорить процесс евроинтеграции и совместными усилиями обеспечить себе максимально быстрое вступление в ЕС. Однако сегодня «Вышеградская четвёрка» выглядит как отдельная фракция Евросоюза, как носители особого мнения, не укладывающегося в прокрустово ложе брюссельской политической догматики. И это особое мнение касается не только миграционных проблем.
Польшу и Венгрию уже не раз критиковали за то, что они не соблюдают европейских политических принципов, - чего стоит только скандал с польской судебной реформой. Не соответствующую современным европейским стандартам позицию Польша продолжает занимать и по отношению к абортам. Несмотря на массовые демонстрации феминисток под лозунгами «Моё тело – моё дело», в Варшаве преобладает традиционный католический подход к этому вопросу, и избавиться от плода польки могут, только если беременность угрожает их здоровью.
Ещё более контрастирует с общеевропейскими трендами отношение стран «Вышеградской четвёрки» к регистрации ЛГБТ-пар. Ни в одной из этих четырёх стран гомо-союз не признаётся браком, - и это несмотря на поистине титанические усилия «прогрессивной» европейской общественности по «вразумлению» своих «отсталых» соседей.
Ещё одним поводом для разногласий стала война на Украине. По меньшей мере два члена «Вышеградской четвёрки» - Венгрия и Словакия – подвергли сомнению общеевропейскую позицию безоговорочной солидарности с Киевом. Односторонние льготы для украинской экономики особенно больно задели именно её соседей.
Анализируя всё вышеизложенное, можно с уверенностью говорить, что «Вышеградская четвёрка» представляет собой своего рода идейно-политический анклав внутри Евросоюза. Можно долго спорить, является ли позиция этих стран «отклонением от общеевропейских ценностей» или, наоборот, именно они сберегли «ценности старой, доброй Европы». Но то, что именно «Вышеградская четвёрка» в наибольшей степени отстаивает свою этнокультурную идентичность, сомнению не подлежит.
Если Европа не справится с надвигающимся на неё «миграционным цунами», то страны четвёрки имеют наибольшие шансы остаться «заповедным островом», где сохранят своё самосознание, культуру и традиции коренные народы континента. Сохранят, если продолжат «гнуть свою линию».
Свежие комментарии