Издание "Московский комсомолец" ещё в 2019-м году

Происшествие пока что чрезвычайное для Киргизии: на днях неизвестные вандалы разгромили православное кладбище села Ананьево Иссык-Кульской области.

Хочется надеяться, что погром останется исключительным событием для республики, но оснований для оптимизма меньше, чем хотелось бы. Поводов для успокоения не дает и российская внешняя политика: Москва старательно закрывает глаза всплеск национализма в странах, считающихся ее верными друзьями. Особенно ярко болезни национального роста проявляются в отношении к фактам нашей общей истории. 

 

Традиционный упрек Москвы в адрес Запада — «двойные стандарты», а традиционный повод для этого — снисходительное отношение к «героизации нацизма» в опекаемых США и Европой осколках советской империи. Однако сами российские власти предпочитают не замечать, что наши записные союзники славят как национальных героев тех, кто по зверствам и ненависти к русским даст фору многим пособникам Гитлера.

Как нетрудно догадаться, больше всего Россию беспокоит сегодня «историческая» активность официального Киева. Последние эпизоды этого длинного сериала — постановление Верховной рады о праздновании памятных дат и юбилеев в 2019 году, среди которых — день рождения Степана Бандеры и закон, приравнявший к ветеранам войны участников бандеровского движения.

Москва в ответ не устает обвинять украинские власти в «курсе на исторический ревизионизм», «обелении нацистских приспешников» и «потворствовании современным проявлениям ксенофобии, национализма и неонацизма». И не только украинские.

Согласно докладу МИД РФ «Неонацизм — опасный вызов правам человека, демократии и верховенству права», обнародованному в апреле 2018 года, корни зла выявлены в 31 стране — 29 европейских плюс США с Канадой. На орехи досталось даже сверхтолерантным Швейцарии и Швеции. В последней, к примеру, «осознанно умаляется решающий вклад Советского Союза в победу, в то время как роль союзников во главе с США превозносится».

При такой бескомпромиссности и строгости критериев может показаться, что мимо наших охотников за нацистами и ксенофобами не то что мышь — националистическая вошь не проскочит. Все учтет и запротоколирует могучий мидовский ураган.

Среди государств, к которым Россия имеет такого рода претензии, нет ни одного, с которым мы дружим или даже просто приятельствуем. Между тем свои скелеты в шкафу имеются и у наших самых близких союзников. И отнюдь не только в переносном смысле.

Казачий отряд в Туркестане, начало XX века.

Национально-освободительная резня

Год назад в календаре Республики Кыргызстан появились два новых красных дня. Точнее, по-новому раскрашенных: 7 и 8 ноября объявлены Днями истории и памяти предков. Согласно соответствующему указу президента республики (на тот момент им был Алмазбек Атамбаев), вспоминать предлагается в первую очередь «национально-освободительное восстание 1916 года», подавленное «царскими карателями», но создавшее «предпосылки для возрождения собственной государственности».

Ранее в Кыргызстане торжественно отметили столетие тех событий. 2 сентября 2016 года в национальном историко-мемориальном комплексе «Ата-Бейит» был открыт мемориал памяти участников восстания, исполненный многозначительной символики.

«Пустые стремена — это символ погибших всадников, всех тех, кто отдал свою жизнь за свободу и справедливость, — пояснил президент замысел авторов, открывая памятник. — В этот день мы склоняем голову перед светлой памятью жертв той страшной трагедии, просим у Всевышнего упокоения их душ и верим в то, что их смерть не была напрасной… Восстание было направлено против колониальной политики царского самодержавия».

Примерно такого же взгляда на события столетней давности придерживаются и в столицах прочих держав, территории которых были охвачены восстанием, вошедшим в историю как Туркестанское или Среднеазиатское, — Астане, Ташкенте, Ашхабаде, Душанбе. И, похоже, в Москве также ничуть не возражают против такой трактовки. По крайней мере, не удалось найти ничего, что можно было бы расценивать как несогласие. Ни гневных заявлений, ни нот протеста. Более того, два года назад, 17 сентября 1916 года, венок к мемориалу во славу киргизских «героев-мучеников» возложил сам Владимир Путин.

Между тем «борцы с царским колониализмом», память которых почтил российский президент, отличались большим градусом русофобии и еще более жуткими способами ее выражения.

Речь — об ударе в спину русской армии, истекавшей кровью на полях мировой войны. Для справки: общие безвозвратные потери России в Первую мировую превысили два миллиона человек. Всего было призвано почти 16 миллионов.

При этом коренное население Туркестана, как и большинство прочих подданных-«инородцев», призыву в царскую армию не подлежало. Однако по прошествии двух лет войны в стране все острее стал ощущаться дефицит человеческих ресурсов, и в Санкт-Петербурге решились «распечатать» этот незадействованный до сих пор резерв. Что, собственно, и стало спусковым крючком мятежа.

Впрочем, облачать туркестанцев в военную форму и посылать под свинцовый дождь, на передовую, никто не собирался и тогда. Согласно царскому указу от 25 июня (8 июля) 1916 года, «мужское инородческое население империи в возрасте от 19 до 43 лет» привлекалось «для работ по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе действующей армии, а равно для всяких иных необходимых для государственной обороны работ». То есть речь шла не о военной, а о сугубо трудовой повинности.

Причем труд был небезвозмездным: помимо казенных харчей рабочим выдавалось жалованье — по рублю в день. Совсем не мизерные по тем временам деньги. Тот, у кого не было подходящей одежды и обуви, мог получить единовременное пособие — до 30 руб.

Звучали, кстати, в то время в столице и другие предложения. В Государственной думе царский либерализм по отношению к азиатским подданным подвергся жесткой критике. На заседании от 13 декабря 1916 года представитель Прогрессивного блока, объединявшего умеренную парламентскую оппозицию, заявил: «Государственная дума неоднократно указывала правительству на ненормальность того положения, при котором инородцы Средней Азии и Кавказа не несут воинской повинности». Призванные на тыловые работы «инородцы» ставятся «в относительно безопасное положение по сравнению с теми, кто призывается под ружье на фронт», сетовали прогрессисты.

«Думские заправилы из Прогрессивного блока, однако, не учитывали сложности обстановки военного набора среди мусульманского населения, все симпатии которого были на стороне Турции, вся ненависть которого была сосредоточена на хищной своре эксплуататоров края», — писал через 10 лет после этих событий советский историк Андрей Шестаков.

Корить повстанцев за измену отечеству большевикам было, понятно, не с руки: чья бы корова мычала. В сущности, мятежники действовали в соответствии с известной ленинской установкой на «превращение войны империалистической в войну гражданскую». Поэтому в советской историографии мятеж расценивался как прогрессивное явление. Тот же Шестаков называет его «широким массовым движением против колониальной политики русского империализма», которое должно быть занесено на страницы истории «большими буквами».

Современные российские историки, занимающиеся этой темой, придерживаются совершенно иной точки зрения. «Летом-осенью 1916 года в Туркестане и Степном крае произошла самая настоящая резня, и восхищаться этими событиями немыслимо», — считает доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН Андрей Ганин.

«Наивно полагать, что события 1916 года являлись национально-освободительным восстанием, — продолжает историк. — В действительности руководители мятежников не имели никакой программы, не ставили перед собой задачу создания своей государственности. Главными лозунгами были борьба против мобилизации и против русских (неверных) вообще».

Киргизская конница, начало XX века. Фото: zhaiktany.kz

«Детей разбивали о камни»

Волнения начались практически сразу же после оглашения царского повеления.

«Постепенно туземное население стало переходить от пассивного к активному протесту, — отмечает в своей работе Андрей Ганин. — Слабая и малочисленная русская администрация не могла эффективно бороться с массовыми беспорядками местного населения, происходившими к тому же на огромной территории».

Первое открытое выступление зафиксировано 4 (17 июля) 1916 года в Ходженте (ныне Худжанд, Таджикистан): возбужденная толпа местных жителей собралась у здания уездной администрации и потребовала уничтожить мобилизационные списки. Тогда же прозвучали первые выстрелы.

Очень скоро после этого начались убийства представителей власти, русских служащих и переселенцев. С каждым часом число жертв росло. 17 (30) июля в Туркестанском военном округе было объявлено военное положение. О серьезности ситуации говорит и смена командующего войсками округа — новым был назначен генерал-адъютант Куропаткин, бывший до этого главкомом Северного фронта. Выбор не был случаен: Алексей Куропаткин, наиболее яркая часть биографии которого связана с Туркестаном, по праву считался знатоком среднеазиатских реалий. Одних знаний, однако, не хватило: округ пришлось усилить частями, переброшенных из других регионов страны и даже из действующей армии.

«Беспорядки начались в Самаркандской области, — писал Куропаткин в своем рапорте Николаю II. — Беспорядки в Джизакском уезде (ныне — областной центр в Узбекистане. — А.В.), начавшиеся 13 июля, приняли форму открытого восстания.

В самом Джизаке были зверски убиты уездный начальник полковник Рукин и пристав капитан Зотоглов, а в уезде убиты и изуродованы зааминский участковый пристав Соболев, жители русского селения Заамин, чины лесной стражи и партия статистиков министерства земледелия; всего по Джизакскому уезду погибло от рук мятежников 83 человека русских людей... захвачено и уведено в плен до 70 человек, преимущественно женщин и детей».

И это были лишь первые «цветочки». Настоящий ужас начался, когда мятеж перекинулся на Семиреченскую область (в нее входили север нынешней Киргизии и юго-восточный «угол» Казахстана), на которую приходилась большая часть тогдашнего русского населения Туркестана.

«К 9 августа уже были разгромлены все почтовые станции от Курдая до Верного (нынешняя Алма-Ата. — А.В.), — повествует Куропаткин. — Большие скопища киргиз, частью вооруженных... делали набеги на русские селения, истребляя имущество и зверски убивая попадавших в их руки русских жителей».

Положение колонистов осложнялось тем, что большинство мужчин призывного возраста находились на фронтах мировой войны. Кроме того, за год до этого русские семиреченцы были обезоружены: реквизированные властями берданки были отправлены в действующую армию. «Переселенцы оказались беззащитными перед степняками», — констатирует Андрей Ганин.

Одним из русских поселений, подвергшихся нападению «борцов с царским колониализмом», было село Покровское, расположенное неподалеку от южного берега озера Иссык-Куль. Драматичную историю осады села подробно описал в своем рапорте церковному начальству настоятель Покровского прихода Евстафий Малаховский. Рассказ заслуживает тем большего доверия, что авторство его принадлежит святому: убитый в 1918 году большевиками священник канонизирован РПЦ как священномученик.

Началось все 11 августа. «Казалось, дни наши были сочтены, так как в селе были почти одни женщины и дети, — повествует отец Евстафий. — Мужчин вообще и ранее было немного, а в рабочее время и те, которые оставались, были на работе...

Русский хутор в Туркестане, начало XX века. Снимок сделан Сергеем Прокудиным-Горским.

Киргизы в огромном количестве с диким воем бросились с гор на село. Совершенно случайно в селе оказались три казака, вооруженных винтовками, и один техник с охотничьим ружьем. И вот четыре этих человека при слабой поддержке нескольких мальчиков отбили нападение. Пусть неверующие люди объясняют это чем угодно, но я и мои прихожане не сомневаются в этом первом заступлении за нас Царицы Небесной».

Покровское продержалось четверо суток. Атаки следовали одна за другой с нарастающим ожесточением. Но и оборона становилась все более продуманной. Улицы Покровского перегородили баррикады, о которые разбивались атаки киргизской конницы. Защитников тоже прибавилось: «Стали прибегать с полей и из других мест мужчины. Появилось несколько охотничьих ружей, револьверов». В двух кузницах села кипела работа: «Спешно изготовлялись ружейные патроны, собирали порох, отливали из свинца пули, а впоследствии, когда не хватило свинца, на это пошли самовары. Делали копья, тесаки и прочее вооружение. Явились свои инструктора и мастера. Все работали для общего дела — спасения жизни».

Тем не менее силы становились все более неравными. После очередного боя защитники села пришли к выводу, что следующий день обороны, скорее всего, станет последним. Было решено пробиваться ночью в Пржевальск (ныне — Каракол, Киргизия), до которого было 35 верст.

Покровцам удалось покинуть село и проделать весь путь незамеченными врагами, что Малаховский называет новым чудом: «Пояснение одного из бежавших пленных подтверждает это. А именно: когда на завтра в Покровское пришли киргизы, они рвали на себе одежды, драли головы ногтями и вопили, а затем убили своих двадцать человек часовых, которые так крепко спали, что не могли слышать стука и шума обоза, растянувшегося на десять верст».

Выехав за пределы села, покровцы увидели, какой участи избежали, оказав сопротивление. «На пути стало попадаться много изуродованных убитых русских людей, как взрослых, так и детей, — писал священник. — Целую книгу можно написать о зверствах киргиз. Времена Батыя, пожалуй, уступят...

Достаточно того, что на дороге попадались трупики 10-летних изнасилованных девочек с вытянутыми и вырезанными внутренностями, детей разбивали о камни, разрывали, насаживали на пики и вертели. Более взрослых клали в ряды и топтали лошадьми... Если вообще страшна смерть, то подобная смерть еще страшнее. Жутко становилось при виде всего этого».

Из 26 русских поселений Пржевальского уезда уцелело лишь три, включая сам город Пржевальск.

«Вся дорога от села Иваницкого до города покрыта трупами, — свидетельствовал в своей сохранившейся в архивах записке настоятель пржевальского городского собора священник Михаил Заозерский. — В селе Иваницком убито 245 мужчин и 30 женщин, взято в плен 200 женщин. В Барскауне убито 150 мужчин и 60 женщин, в плену 112 человек. В Гоголевке убито 230 человек и в плену 86. В Кольцовке убито 376 человек и в плену 306 человек, погибло все селение...

Нет сил описывать страдания и мучения русских людей, погибла 1/4 часть уезда... Невозможно описать страдания и мучения взятых в плен женщин. Все женщины, девушки, старухи и даже 12-летние девочки изнасилованы».

Нападению подвергся также Свято-Троицкий Иссык-Кульский мужской монастырь. Часть насельников успела покинуть обитель перед визитом «национал-освободителей», свидетелем того, что случилось с остальными, стал единственный выживший из них, схимонах Ираклий, сумевший спрятаться и остаться незамеченным погромщиками. «Монахам саблями отрубали носы, уши, руки, ноги, — вспоминал отец Ираклий. — Сделают человека, как самовар, он кровью исходит... Одного старца повесили за ноги вниз головой и начали снимать с него кожу. Сняли кожу, дали кожу ему в рот и кричат: «Держи!»... Не пощадили никого, всех порубили».

Кровь стынет в жилах и от рассказа о расправе, учиненной повстанцами над русскими школьниками, которые отдыхали в расположенном на территории монастыря скаутском лагере. Его приводит в своем исследовании историк Ганин: «Было замучено около 70 подростков младших и средних классов гимназий Верного. Мальчиков искололи пиками, головы были разрублены или размозжены камнями. Девочки были посажены на колья монастырской ограды, на следующий день, когда в лагерь прибыла казачья сотня, некоторые из них были еще в сознании.

Были убиты учитель и его молодая беременная жена, живот женщины был распорот, а не родившийся ребенок раздавлен...»

В одном Пржевальском уезде было убито свыше двух тысяч переселенцев. Всего же погибло более четырех тысяч русских.

Жертв могло быть намного больше, если бы не жесткие и энергичные меры властей. Своевременными их, конечно, трудно назвать, но, учитывая силы, которым располагал округ, численность повстанцев и размеры охваченной восстанием территории, генерал-губернатор и его подчиненные сделали, пожалуй, даже больше, чем можно было ожидать от них в такой ситуации. Семиречье было полностью «умиротворено» в начале октября 1916 года, в феврале 1917-го Куропаткин рапортовал царю: «Беспорядки и восстание прекращены во всем Туркестанском крае».

Показательно, кстати, что в ходе подавления мятежа войска потеряли всего 97 человек убитыми и 76 пропавшими без вести — менее 5 процентов всех погибших по эту сторону линии противостояния. Что еще раз говорит о том, что за «борьбу за свободу и независимость» творцы исторического мифа выдают уничтожение гражданского населения нетитульной национальности.

"Бегство повстанцев в Китай". Художник Семен Чуйков, 1936 год.

«Осточертевшие русские деревни»

О тысячах зверски убитых русских поселенцев ни в Бишкеке, ни в прочих центральноазиатских столицах сегодня предпочитают не вспоминать. Зато все чаще и громче говорят о жертвах «царских карателей». При том, что никаких определенных данных на этот счет нет. К примеру, Алмазбек Атамбаев говорит о «сотнях тысяч» погибших киргизов, «в том числе от голода и холода». Некоторые местные политики доводят счет до миллиона. И заявляют о необходимости потребовать от России денежную компенсацию за «геноцид».

Озвучиваются, однако, и совсем другие оценки. По мнению старшего преподавателя Кыргызско-российского славянского университета, историка Виктории Плоских, исследовавшей демографические последствия восстания, потери киргизского населения «не могли превышать 65–70 тысяч человек». При этом от действий русских войск погибло 5–6 тысяч. Остальные жертвы — результат «Великого исхода» (по-киргизски «Чон Уркун»), как в Киргизии принято называть бегство степняков в высокогорье и сопредельный Китай, последовавшее после подавления восстания.

Гнал кочевников страх подвергнуться репрессиям за участие в мятеже. По разным оценкам, за кордон тогда ушло от 100 до 250 тысяч киргизов и казахов. И вернулись далеко не все. Кстати, с собой «политические беженцы» захватили немалое число русских пленников — в основном это были женщины и дети, — из которых почти никто не выжил. «Основная масса русских пленников была киргизами убита, — пишет Андрей Ганин. — Русскому консульству в Кашгаре (город на востоке Китая. — А.В.) удалось спасти только 65 женщин».

А профессор Киргизского национального университета, доктор исторических наук Шаиргуль Батырбаева полагает, что и 65–70 тысяч — завышенные цифры. По ее расчетам, общие потери киргизского населения не превышают 34 тысяч человек. Это включая умерших от голода, холода, болезней и даже «тех, кто мог родиться, но не родился». Во время же самого восстания погибло около 4 тысяч киргизов. Причем, в отличие от многих своих соотечественников, Батырбаева не считает эти жертвы совершенно невинными: «Действительно, было жесткое подавление восстания. Но нельзя умалчивать о причинах этой трагедии. Когда карательные отряды, присланные для усмирения бунта, увидели посаженые на вилы головы русских женщин и детей, то их реакция была соответствующая».

Вдобавок ко всему киргизский историк уверена, что у мятежа помимо внутренних были и внешние пружины: противники России в Первой мировой войне «вели целенаправленную работу, чтобы взорвать изнутри окраины империи».

Той же позиции придерживается Андрей Ганин: «Несомненно, немцы и турки сыграли свою роль в деле организации этого выступления. Есть множество свидетельств на этот счет из разных частей Туркестана... По всей видимости, агенты враждебных России держав действовали с территории Китая, Афганистана и Персии».

Словом, у Москвы есть все основания возмутиться насаждением в бывших братских республиках культа «героев 1916 года». Который к тому же нередко сочетается с откровенным пренебрежением к их жертвам.

Так, председатель Жогорку Кенеша, парламента Кыргызстана, Дастан Жумабеков в своей статье, посвященной столетию восстания, по сути, оправдывает устроенную повстанцами резню: «Начались нападения на предельно осточертевшие местному населению русские деревни». Заметим, что даже самые ярые апологеты Степана Бандеры и его сподвижников не решаются характеризовать подобным образом акции националистов по «усуненню» представителей «ворожих народів».

Алексей Куропаткин, Туркестанский генерал-губернатор и командующий войсками Туркестанского военного округа в 1916-1917 годах. Фото: russiahistory.ru

Но, как видим, что не позволено быку, то позволено «стратегическим союзникам». В отношениях с последними Россия действует согласно пословице «Кто старое помянет — тому глаз вон». Впрочем, на не вписывающуюся в концепцию «вечной дружбы» современность в Москве тоже стараются не обращать внимания.

Возьмем, например, языковой вопрос. Российские политики и дипломаты не скупятся на похвалы центральноазиатским партнерам за заботу о русском языке, которая, мол, резко контрастирует с русофобской политикой властей Украины и стран Балтии. Чаще всего таких комплиментов удостаиваются сегодня Казахстан и Киргизия.

Основания для дифирамбов вроде бы действительно имеются: в конституциях обеих стран русский язык назван «официальным». Однако без проблем не обходится и здесь. О чем, в частности, свидетельствует широко разошедшийся недавно по Сети видеоролик: врач-педиатр отказывается общаться по-русски с матерью больного ребенка. Место действия: город Аркалык (Казахстан, Костанайская область).

Конечно, само по себе это еще ни о чем не говорит: великодержавного хамства с лихвой хватает и в России. Кроме того, утверждать, что русский язык находится сегодня в Казахстане в ущемленном положении по отношению к государственному, значит сильно грешить против истины. По факту все как раз наоборот: труднее в республике обойтись без знания русского, доминирующего во всех ключевых сферах жизни. Но русских казахстанцев, составляющих, к слову, пятую часть населения страны, очень настораживает тенденция.

"Киргизское восстание против царизма в 1916 году". Художник Семен Чуйков, 1936 год.

Вот, например, мнение главного редактора информационного портала «Русские в Казахстане» Ильи Намовира: «Доминирующее русскоязычие жителей Казахстана преподносится как нечто, что рано или поздно должно уйти. Согласно официальной стратегии, оно должно быть заменено казахоязычием (при декларируемом сохранении знания русского языка)...

Восприятие русскоязычия в качестве уходящей реалии, формирование подсознательного комплекса вины у не владеющих казахским языком при отсутствии эффективных методик овладения им фактически переводит миллионы русскоязычных граждан Казахстана в разряд «второсортных».

Поясним: госпрограмма развития и функционирования языков в Республике Казахстан предусматривает увеличение доли взрослого населения, владеющего государственным языком по результатам сдачи «Казтест» до 95 процентов к 2020 году.

«К 2025 году казахский язык станет главенствовать во всех сферах жизни, станет языком повсеместного общения, — заявил в своем послании нации глава государства Нурсултан Назарбаев. — Наш суверенитет, наша независимость наконец-то обретет то, что скрепляет нацию, цементирует ее, — это родной язык».

Тем же путем идет Киргизия. «Задачей государственной важности» назвал недавно президент республики Сооронбай Жээнбеков «знание всеми гражданами страны кыргызского языка».

Процесс дерусификации всячески подхлестывают и местные национал-патриоты. «Казахи не обязаны знать русский, — обратилась в октябре к «русским согражданам» интернет-газета Qazaquni.kz. — Отойдите уже от вредной советской привычки, когда любой казах (узбек, уйгур, татарин, кыргыз и т.д.)... должен по первому же вашему требованию отвечать вам на русском. А вы, в соответствии с этой же привычкой, должны были полностью игнорировать казахский. Нет, такого уже никогда не будет. Мы требуем уважать казахский...»

Все чаще в обеих странах звучат призывы поправить конституцию и лишить русский язык «официального» статуса.

Если так пойдет и дальше, то уже в совсем недалеком будущем русское население Казахстана и Киргизии — по крайней мере, экономически и политически активная его часть — встанет перед небогатым выбором. Либо учить настоящим образом язык титульной нации, а овладеть казахским или киргизским будет, пожалуй, потрудней, чем украинской мовой. Либо — чемодан, вокзал, Россия.

Вряд ли, однако, и тогда наши «стратегические союзники» попадут в «антифашистские» сводки МИДа. Ну, если, конечно, к тому времени не изменится стратегия. Или, не приведи Аллах, сами союзники не изменят. В этом случае нам будет, конечно, горько и обидно. Но зато мы сразу узнаем всю правду. И об истинном, отнюдь не интернационалистском лице местных элит, которое им долгое время удавалось скрывать. И об обеляемых и прославляемых ими «бандеровцах Востока».

Андрей Владимиров
https://mk-ru.turbopages.org/mk.ru/s/social/2019/01/15/ostoc...