Множество проблем обрушилось на нас. Среди них — экономический спад; провал планов и инициатив; систематическое игнорирование призывов к фискальной и денежной справедливости для всех; кризис евро; Brexit и ирредентизм в Великобритании, Испании, Бельгии, Франции, Дании и Италии; длительная нестабильность в евро-средиземноморском регионе (долговой кризис юга Европы – стран, подвергавшихся тщательному изучению и высмеиванию под прозвищем PIGS, в сочетании с несостоятельными государствами по всему региону).
Терроризм. Исторический минимум во взаимоотношениях с Москвой, завершившийся беспрецедентным открытым вооруженным конфликтом Запада с Россией на территории очередной славянской «полезной идиотки», злосчастной Украины, и все это в сочетании с конфронтационной, а по сути, запуганной и дезориентированной вашингтонской администрацией.
Приток преимущественно мусульманских беженцев из Леванта в беспрецедентных количествах и конфигурациях со времен исхода Второй мировой войны (с институционализированным расизмом в миграционной политике Запада при совершенно ином обращении с бегущими украинцами); последовательный рост крайне «правых» партий, которые, распространяя редуктивные сообщения и сравнения эксплуатируют страх перед инаковостью, который теперь усиливается уже насущными заботами о здоровье, труде и социальной справедливости.
Поколенческая безработица и социокультурные тревоги в ответ на санкции; проблемы, вызванные пандемией COVID-19, и энергетические «кризисы», нефтяная антидипломатия, а также китайско-американские торговые войны. В то же время мы встали перед дилеммой: позволить восторжествовать боливаризму или поддержать монроизм…
И как только мы подумали, что хуже уже некуда, как раз тогда, когда мы подумали, что суда истории можно избежать и что Европа может миновать неизбежное — случилось признание того, что морального триумфа Запада больше нет (с момента головокружительного 2020 года), разрушительное бедствие превратило в руины основы западного цивилизационного превосходства: аресты высших должностных лиц самого демократического института ЕС – Европарламента и масштабные рейды, которые продолжаются до сих пор. На наших глазах сотрясаются самые основы Европы.
Поразительно, но в Европе очень мало публичных дебатов по этому поводу. Что еще более тревожно, так это тот факт, что любые попытки трезвой самооценки участия и прошлой политики Европы на Ближнем Востоке и Востоке Европы просто не стоят на повестке дня. Безупречность Брюсселя и непогрешимость ЕС во главе с Атлантикой и Центральной Европой не вызывает сомнений. Но что мы выберем: соответствовать реалиям или следовать догме?
---
Одной из ведущих фигур европейского Ренессанса, которая сильно вдохновила европейское обновление, является Данте. Наряду с Петраркой и Боккаччо он считается одним из трех отцов европейского гуманизма. Следовательно, Данте помещает Пророка Мухаммеда в 8-й круг своего знаменитого Ада. Единственными людьми ниже Мухаммеда были Иуда, Брут и Сатана. «Ислам рассматривался как отрицание христианства, как явление антиевропейское… а Мухаммед как антихрист в союзе с дьяволом…», — как отметила Рана Каббани в своей знаменитой статье «Имперские вымыслы».
Однако обе религии ведут свое происхождение от Авраама. Они существовали в гармонии (или, по крайней мере, успешно сосуществовали) на протяжении веков в пределах региона Северной Африки и Ближнего Востока, особенно в Ливане, Сирии, Египте и Ираке. Почему тогда не было гармоничных отношений между христианской Европой и Ближним Востоком? Решила ли Европа демонизировать мусульман, чтобы искусственно создать гомогенное европейское «я»? Выходит, если нет врага у ворот, нет единства внутри?
Это история прошлых веков, как можно сказать. Тем не менее, отсутствие какой-либо саморефлексии со стороны ЕС в отношении его политики на Ближнем Востоке сегодня заставляет пересмотреть некоторые из мрачных глав европейской истории и генезис ее досекулярных и светских идей.
Civitas Dei Brussels: за пределами евроатлантического региона нет безопасности
Европа стала известна как «христианский мир», потому что ее идентичность была воображена или изобретена как католическая, в отличие от исламского Ближнего Востока и восточного (аутентичного, истинного или православного) христианства [2].
Христианство, конечно, зародилось на Ближнем Востоке, а не в Европе. Впоследствии оно было универсализировано и, распространившись на периферийный мир, европеизировано уроженцем Балкан римским императором Константином Великим (Миланский эдикт, 313 г. н. э.). Сам он большую часть своей жизни провел на Босфоре и, следовательно, был похоронен в Малой Азии. Несомненно, именно по законному замыслу этого славного императора (при полной поддержке политической элиты Империи) город Рим был (снова) превращен в административную периферию, политико-идеологический изгой и геостратегический пригород (к 324 г. н. э.). Официальной резиденцией Римской империи, включая римский сенат, – еще одним историческим указом 330 г. н. э. – стал Константин-полис (Константинополь), и он оставался таковым до самого конца империи, последующие 11 веков.
Таким образом, постримско-византийская инаугурация «христианского мира» как чистой западной культуры потребовала продолжительной интеллектуальной акробатики — выкраивания истины из элементарной географии и исторических свидетельств. Такая инверсия, посредством которой идеологическая и геополитическая периферия выдает себя за центр, требовала значительного выхолащивания — как физического принуждения, так и навязанного повествования в обширном пространстве и времени [3].
Это карточное создание католического христианского мира или, так сказать, «Западная умма» служила двум жизненно важным целям: внутренней и внешней. Обе способствовали укреплению феодальной социально-экономической и военно-политической системы и основывались на доколониальной европейской коллективной идентичности. Внутри Европы это служило согласованному чувству самости — парадигме «мы против них»: единство, угнетение и повиновение. Extra ecclesiam nulla salus – нет спасения вне церкви, следуя древнеримскому рациональному «нет мира за пределами Лимеса», или современному: «нет процветания вне ЕС». Внешне здесь обнаруживался «моральный» нарратив — оправдание последующих военных походов и других форм организованных грабежей. Такое построение образа, конечно же, сопровождалось принудительной социальной идентичностью – «темные века» для Европы, крестоносцы для заграницы.
Так европейцы стали рассматривать религиозный конфликт как идентифицирующий признак формирования системы, в то время как в других странах земного шара межэтническое и межрелигиозное сосуществование было традиционным modus operandi внутри стран и во взаимодействии между ними.
Ко времени Ренессанса католическая Европа пришла к пониманию того, что для того, чтобы эффективно спроецировать себя — физически и/или ментально колонизировать заморские территории — требовалось либо принуждение (разрежение и ассимиляция), исправительно-трудовые лагеря (рабство), либо «окончательное решение» (физическое истребление). Эти стратегические дилеммы по поводу используемых инструментов повлияли на европейские дебаты того времени и доминировали в них. Это породило концепцию «благородного дикаря», который мог быть ассимилирован, в отличие от «неблагородного дикаря», который был обречен либо на трудовое заключение, либо на «окончательное решение». Эта дилемма «принудить или уничтожить» у «спасителей души» достигла кульминации даже в довестфальской христианской умме. Лучше всего это было воплощено в знаменитом споре о Вальядолиде 1550 года, когда представление Хуана Хинеса де Сепульведы о «неблагородном дикаре» столкнулось с представлением Бартоломея де Лас Каса о «благородном дикаре».
В обоих случаях – как утверждалось – коренные жители Америки/Афро-Азии заслуживают спасения, поскольку у них есть «сильное желание этого», но мнения разошлись в отношении того, превышают ли склонные желания туземцев их умственные способности принять христианство. Следовательно, дебаты, которые стали корнями и истоками более поздних либеральных теорий, ранними предшественниками последующей смены режима, гуманитарной интервенции и упреждающих доктрин, а также (одностороннего ультиматума) критериев вступления в ЕС — всегда предполагали неполноценность (и пассивность) туземцев [4].
Откровенно говоря, это остается постоянным поведением в международных отношениях. В свое время взгляды на Ливию разошлись, как сегодня они расходятся на Сирию. Однако есть то, что является общим для всех: никто не советуется с местным населением и не думает, какой судьбы оно желает для себя [5].
Легитимация империализма воображения
В течение последующих столетий понятие «окончательного решения» стало изощренным и, в конечном итоге, было заменено сочетанием культурных преобразований/подчинения (вынужденной покорности), военно-политического подчинения и социально-экономического апартеида. Скрытый апартеид (который легко отрицать, но трудно доказать) обычно лучше, чем грубый геноцид (который можно проследить и легко разоблачить). На вершинах империализма дилемма «благородного-неблагородного дикаря» воплощалась в скрытом и явном расизме. Дебаты были сосредоточены на вопросе, можно ли исправить неполноценность наций с помощью имперской «цивилизаторской» миссии, при этом социальные дарвинисты и «научные» расисты были довольно пессимистичны, но более готовы к возможным решениям.
Так называемая «центральная дилемма либерализма» — либерально ли навязывать либеральные ценности нелиберальным обществам — была, конечно, лишь невинно выглядящей верхушкой большого айсберга неустанного инакомыслия.
Эта «эпистемология» была еще более мягко встроена в так называемую «теорию Питера Пэна» с романтизированным образом Другого как скорее по-детски беззаботного и беспомощного, чем намеренно жестокого и варварского. Иностранное осталось Другим, но «стало» довольно манящим, беспорядочным и экзотичным. По сути, Восток как ребенок, пребывающий в ореоле невинности, есть высмеиваемый низший, который никогда не повзрослеет. Это, конечно, привело к различным бинарным категоризациям, спискам «мы против них/или-или», чтобы создать раскол и, следовательно, способствовать решительному и долговременному разграничению между сконструированным Западом и Востоком [7].
Запад как сконструированный «мужчина» против Востока как сконструированной «женщины». Запад, ориентированный на «разум», и Восток, ориентированный на «тело». Фаллосовидные полуострова и острова (Атлантико-Скандинавской) Европы против утробного континентального массива суши Афро-Азии; эрективный и взрывной против рефлексивного и имплозивного; вездесущий (всегда плавающий и торгующий) мужчина-экстраверт против скромной, рукодельной, ожидающей женщины. Мужская, фаллосовидная, прогрессивно возведенная временная линейность против периодических менструальных утечек женственности в регрессивных циклах стагнации. Ясно, что все, что сверх этого, считалось несущественным.
Физический, материальный, идеологический, активный, поляризующий, детерминированный — против метафизического, духовного, эзотерического, атмосферного, инклюзивного, целостного. Неудивительно, что все операционализированные идеологии возникли исключительно в Европе. Что еще ожидать, ведь никто и никогда, кроме «азиатов», не открыл миру сколько-нибудь значимой религии [8]. Идеология проникает, религия охватывает.
Непогрешимость Запада (АгитПроп – Нон-стоп)
Постепенно имперская цивилизаторская миссия (экспансия — путь к безопасности) обретала новую форму, часто под бдительным присмотром «Пяти глаз». Это стало моральным долгом — R2P (ответственность по защите), в той же мере, в какой родительский долг — воспитывать своего младенца. У красивого, мужественного и сильного западного «Прекрасного Принца» есть одна обязанность — освободить свою восточную «Спящую Красавицу». «Поцеловать» означало проецировать западное физическое военное присутствие, христианство и торговлю [9]. Но кем была/является восточная «Спящая Красавица»?
Знаменитое стихотворение Редьярда Киплинга 1899 года «Бремя белого человека» предлагает некоторые ответы, описывая восточные народы как «полудьяволов-полудетей». «Вина тех, кого ты лучше / Ненависть тех, кого ты охраняешь» — предупреждает и наставляет Киплинг, описывает и приглашает. В своем классическом романе 1847 года «Танкред — Новый крестовый поход» знаменитый британский премьер-министр Бенджамин Дизраэли утверждает: «Саксонская раса, защищенная изолированным положением, запечатлела свой прилежный и методичный характер. И когда высшая раса с высшей идеей Труда и Порядка продвинется вперед, ее состояние будет прогрессивным… Все есть раса!» [10]. Довольно сложная интеллектуальная акробатика для самого Дизраэли, который не был ни саксонцем, ни христианином.
За этот период западные католические миссионеры стали одним из самых мощных и влиятельных лоббистов этой цивилизаторской миссии. Это было, конечно, превращение религии в оружие, печально известное злоупотребление идеологическими целями. Как и сегодня, фанатиков тогда выявляли, ими манипулировали и еще больше радикализировали, если не сказать «вдохновляли». В то время в Европе их обычно нанимали в качестве членов АгитПроп — идеологической полиции хищнической элиты, прикрывавшейся феодальными европейскими государствами.
Естественно, оправдания ее поступков рассматривались в библейском контексте. Например, повторное обращение к истории из Бытия о трех сыновьях Ноя и интерпретация ее как «долг» Иафета (Европы) поглотить Сима (азиатов), поработить и колонизировать Хам или Ханаан (Черную Африку и индейцев Америки). Удивительно, но согласно Книге Бытия, глава 9, стих 27: «Бог распространит Иафета, и он будет жить в шатрах Симовых, и Ханаан будет его слугой» [11].
(В то время как Европе предстояло столкнуться с геноцидом в ходе своей 30‑летней войны преимущественно среди римо-католических христиан, «азиатские коммерческие и космополитические города образовали сеть центров, охватывающих многочисленные многоэтнические и многоязычные империи», — говорит Параг Кханна).
Позднее протестантское Возрождение вдохновило следующую волну христианских миссионеров, чтобы внедрить этот нарратив в матрицу колонизации в качестве «своевольных» имплантатов в умах и телах заморских народов. Поэтому Джеймс Лорример и другие архитекторы тогдашнего политического и международного правопорядка разделили мир на три сегмента: «цивилизованный Белый», «варварский Желтый» и «дикий Черный». Желтые были «падшими людьми», населявшими terra infantilis, обреченными на цивилизацию (что позже перерастет в непрямое правление с установлением социального апартеида). Территория, занятая неграми, краснокожими и аборигенами, была «безграничным пространством», terra nullius, пригодным только для завоевания и заселения, поскольку коренные жители не имеют на нее права «первородства» (значение: физическая колонизация и прямое правление, вынесение «окончательного решения» и геноцид).
Даже поборник европейского рационализма Макс Вебер обожествлял Европу: «Протестантская Реформация и протестантская этика, которую она породила, сыграли ключевую роль в содействии подъему современного индустриального общества в Западной Европе». До него самый известный в мире эгалитарист Карл Маркс, понимавший нации и государства не как статистическую реальность, а как революционное дело, не проявлял такого энтузиазма в проповеди пролетарской революции за пределами сугубо западного мира. В трудах Маркса революция зарезервирована для передовых народов (что исключает даже восточноевропейских славян), а не для тех, кто «цивилизационно отстал».
Тем не менее, незаконченное дело «спасения мира» вернулось домой, в Европу XX века. Гитлер интерпретировал его так: «цивилизованные Белые» (арийцы) — Центральная Европа; «Желтые» (обреченные на непрямое правление с социальным апартеидом) — Атлантическая и Скандинавская Европа; «Негры» (территория которых обречена на физическую колонизацию высшей расой после «окончательного решения» и геноцида) — все славянские государства Восточной и русскоязычной Европы [12].
Использованная литература
- Kabani, R. (1994), Imperial Fictions: Europe's Myths of Orient, Pandora Books
- Brading, D.A. (1991), The First America: the Spanish Monarchy, Creole Patriots, and the Liberal State 1492-1867, Cambridge University Press, (pages 80-88)
- Kaplan, R.D. (2013), Revenge of Geography, Random House New York
- Losada, A. (1971), The Controversy between Sepúlveda and Las Casas in the Junta of Valladolid, The Northern Illinois University Press, (pages 280-282)
- Toynbee, A. J. (1934-61), A Study of History, Vol VII: Universal States; Universal Churches (Oxford University Press 1954) and Vol XII: Reconsiderations (Oxford University Press 1961)
- McBrien, R. (2000), Lives of the Popes, Harper San Francisco
- Thiesse, A-M. (1999), La création des identités nationales: Europe XVIIIe-XXe siècle, Editions du Seuil, Paris,
- Wright, L. (2006), The Looming Tower: Al-Qaeda and the Road to 9/11, First Vintage Books
- Kipling, R. (1899), The White Man’s Burden: The United States and The Philippine Islands, NY 2(99) McClure’s Magazine, (reprint, 1934)
- Disraeli, B. (1847), Tancred: Or the New Crusade (Complete), (reprint: Echo Library August 28, 2007)
- Khana, P. (2019), The Future is Asian, Simon & Schuster
- III Reich (1942), Biology for the Middle School, The 5th Grade Girls; (Chapter: The Laws of Nature and Humanity), Reichsministerium für Wissenschaft, Erziehung und Volksbildung, Die Reichsdruckerei Berlin (https://research.calvin.edu/german-propaganda-archive/textbk01.htm, accessed as of 181218)
- Curtain, P.D. (1984), Cross-Cultural Trade in World History, Cambridge University Press
- Abu-Lughod, J. L. (1989), Before European Hegemony, Oxford: Oxford University Press
- Lorimer, J. (1880), The Institutes of Law: a Treatise of the Principles of Jurisprudence as Determined by Nature (2 ed.), Edinburgh – London: William Blackwood & Sons (retrieved via Archive.org as of 14102018)
- Wolf, E. R. (1982), Europe and the People Without History, Berkeley: University of California Press
- Hobson, J.M. (2004), The Eastern Origins of Western Civilization, Cambridge University Press
- The State Archives, South Africa, National Library (http://libguides.wits.ac.za/LegalDeposit accessed 12122018)
- Manning, P. (1996), Slave Trades, 1500-1800: Globalization of Forced Labour (Variorium: Aldershot, UK). Volume 15 of An Expanding World, edited by A. J. Russell-Wood. (ed. and introduction).
- Acemoglu, D. and Robinson, J.A. (2012), Why Nations Fail, Crown Business (Random House) NY
- Diamond, J. (2019), Upheaval – Turning Points for Nations in Crisis, Little Brown and Company NY
- Harari, Y.N. (2018), 21 Lessons for the 21st century, Penguin – Random House UK
- Delantry, G. (1995), Inventing Europe, London, Macmillan (p.84)
- Bajrektarević, A. (2018), From WWI to www., Addleton Academic Publishers, New York
- Palacio, A. (2016), Europe on the Sidelines, Project Syndicate (13 Feb 2016, pg.27).
Приложение
Немецкая книга по биологии 1942 года («Биология для средней школы, для девочек 5-го класса»; глава: «Законы природы и человечества»)
Мы установили, что все существа, как растения, так и животные, находятся в постоянной борьбе за выживание. Растения группируются в том месте, где им нужно расти. Каждое растение, которому не обеспечено достаточно места и света, обязательно погибнет. Каждое животное, которое не закрепит за собой достаточную территорию и не защитит ее от других хищников, или не имеет необходимой силы и скорости, или осторожности и сообразительности, станет жертвой своих врагов… Битва за существование тяжела и неумолима, но это единственный способ сохранить жизнь. Эта борьба отсеивает все, что непригодно для жизни, и отбирает все, что способно выжить. Человечество тоже подчинено этим естественным законам и завоевало свое господствующее положение в борьбе. Наш фюрер говорит нам: «Кто хочет жить, тот должен сражаться, а кто не хочет сражаться в этом мире вечной борьбы, тот недостоин жить!» («Моя борьба», стр. 317).
Каждая форма жизни стремится обеспечить выживание своего вида… Чтобы вид выжил, число потомков должно быть больше числа родителей (закон большего числа потомков). Каждый вид стремится завоевать новую территорию. Здесь тоже можно вспомнить слова фюрера: «Цель женского образования должна состоять в том, чтобы подготовить их к материнству» («Моя борьба», стр. 460).
Эти естественные законы неопровержимы. Те, кто сопротивляются им, будут уничтожены. Биология не только рассказывает нам о животных и растениях, но также показывает нам законы, которым мы должны следовать в нашей жизни, и укрепляет нашу волю жить и бороться в соответствии с этими законами. Смысл всей жизни в борьбе. Горе тому, кто согрешит против этого закона. Наш фюрер напоминает нам: «Мир не создан для трусливых наций» («Моя борьба», стр. 105).
Примечания
[1] IFIMES — Международный институт ближневосточных и балканских исследований, базирующийся в Любляне, Словения, имеет специальный консультативный статус при ЭКОСОС/ООН, Нью-Йорк, с 2018 года.
[2] Враждебность Запада по отношению к России, которая присутствует постоянно (за некоторыми кратковременными исключениями в период Меттерниха после Венского конгресса, канцлерства Бисмарка и головокружительных лет Ельцина), не поддается никакому рациональному объяснению. Единственную логику можно найти, если вернуться к моменту раскола христианской церкви, к середине XI века. Это время, когда римская курия решила конкурировать с Константинополем, организовав вторгшиеся в Европу племена для выполнения своей «цивилизаторской» миссии (читай: геостратегической цели), наряду с параллельным процессом, начавшимся с аналогичной миссии русскоязычных народов на севере и северо-восточных частях Евразии. Налицо две параллельные «цивилизационные» миссии, веками конкурирующие за концепции и территории.
[3] Перенос официальной резиденции Римской империи на Босфор ознаменовал собой гораздо больше, чем просто событие периферийной зрелости; периферия давит на центр. Это означало, что — в переломные времена Миланского эдикта Константина Великого — периферийная власть успешно перебазировалась ближе к центру; не только идеологически (метафизически, религиозно), но и геополитически (физически, географически). Цель была не отстоять себя (как во время последующих Крестоносцев), а превзойти другого. В этом реальный смысл переноса имперской столицы из Рима на Босфор раз и навсегда. Это будет первый и последний успешный «побег» из Европы в истории человечества. С этой поправкой — после неудачного европейского эксперимента Римская империя вернулась к своим истокам, на Балканы и Ближний Восток, которые впечатляюще продлили жизнь Империи – более чем на 1000 лет.
[4] Рассмотрим подробнее так называемый R2P (Responsibility to Protect) – идеологически-действующий инструмент для оправдания либерализма в его нелиберальных действиях за пределами его параметра в странах terries barbarorum, обозначенных как «Третий Мир». В литературе это уже известно как «убийственная помощь»: регулярная иностранная помощь не может восстановить страну. Обычные ритуалы всегда повторяются. Приходят десятки миссий по оказанию помощи. Они нанимают лучших граждан бедной страны, так как они обычно платят в 4-5 раз лучше, чем может предложить местное правительство. Миллиарды тратятся, но малая часть из них идет на инфраструктуру: школы, больницы, дороги, коммунальные услуги, без которых невозможно восстановление правопорядка. Обычно из общей суммы, полученной на конференции доноров, первые 20% автоматически берутся в качестве накладных расходов для Главного операционного офиса ООН в Женеве.
Затем оставшаяся сумма передается по субподряду различным НПО, которые берут дополнительные 20% на накладные расходы своих офисов ОБСЕ в Брюсселе, Женеве или Вене, и так далее и так далее – еще на три уровня – что превращает первоначально пожертвованную сумму только в 20% от первоначальной суммы, которая в конечном итоге достигает указанной страны.
Согласно многочисленным исследованиям (включая исследования Всемирного банка и ОЭСР), только 10-20% помощи когда-либо достигает конечного пункта назначения: «В настоящее время ведутся десятки расследований мошенничества по обвинению ООН и местных чиновников в выкачивании денег, направленных на помощь. Но большая часть потерь в результате иностранной помощи — это не мошенничество, а просто некомпетентность или даже хуже: просто обычное дело для организаций по оказанию помощи…» («Почему нации терпят неудачу», стр. 452).
[5] На протяжении столетий этот подход разворачивается в рамках одной и той же матрицы: доктринированная/индуцированная неполноценность, осуждение, нападение, маргинализация, пассивность, грабеж, косвенное правление, присутствие дистанционного контроля. Или, сведя к формуле бинарного кода: виктимизация-криминализация. А именно: гуманитарная интервенция.
[6] Сесил Родс, британский бизнесмен XIX века и архитектор апартеида, говорил, что родиться англичанином означает «выиграть первый приз в лотерее жизни». Его также помнят по следующему высказыванию: «Я утверждаю, что мы — первая раса в мире, и чем большую часть мира мы населяем, тем лучше для человечества». Его именем называлась большая часть колониальной Африки – Родезия, до сравнительно недавнего 1979 года.
[7] Небольшой сюрприз заключается в том, что 43-й президент США (не)гласно заявил: «вы либо с нами, либо против нас». Его отец, 41-й президент США, рассматривал «холодную войну» и эффективно резюмировал ее эпилог: «Мы выигрываем, они проигрывают». Для мира атлантов все должно быть кьеркегоровским «или-или», бинарным выбором.
[8] Здесь же: изобретательный, инициативный, научный, рациональный, дисциплинированный, контролирующий продажи/самоограничение, здравомыслящий, разумный, практичный, «ориентированный на разум», независимый и, прежде всего, отеческий Запад. Восток, конечно, был на противоположной стороне и ниже: подражательный, пассивный, суеверный, ленивый, иррациональный, спонтанный, безумный, эмоциональный, экзотичный, ориентированный на тело, зависимый и, прежде всего, детский. Высокая, зрелая «мужественность» против незрелой и физически недоразвитой «женственности». Мужской фаллос вооруженных сил, промышленности, технологий, судоходства и торговли, который приветствуется, если не сердечно приглашается, чтобы открыть и пробурить похожее на матку хранилище ресурсов, в то же время засевая идеологическое семя «цивилизации».
[9] По сей день большинство так называемых многонациональных/межконтинентальных торговых пактов ближе к соглашениям о капитуляции (наподобие тех, которые Великобритания навязала Китаю после опиумных войн), чем к каким-либо справедливым, сбалансированным и взаимовыгодным коммерческим соглашениям. Их положения регулярно скрываются от глаз общественности. Когда вы в последний раз видели одно из них в открытом доступе? Неудивительно, что то, что сегодня на популярном языке называется «барьерами для торговли», на самом деле является оставшимися социально-экономическими суверенными правами и другими разреженными инструментами сдержек и противовесов национального благосостояния, которые эти торговые пакты унижают. «Всеми правдами и неправдами» — так сформулировала это голландская Ост-Индская компания в своем девизе бизнес-модели XVII века.
[10] Сам роман назван в честь нормандского предводителя Первых европейских крестовых походов, впоследствии ставшего князем Галилеи и регентом государства-сателлита Европы на территории сегодняшней Сирии и Турции – Антиохии.
[11] «Бедняки всегда будут с тобой, и ты сможешь помочь им в любое время, когда захочешь. Но не всегда будешь иметь Меня…» /Марк 14:7-9ю. (NIV) New International Version. Таким был библейский стих, предположительно произнесенный Иисусом из Назарета. Это была одна из самых цитируемых и неправильно используемых строк — как оправдание европоцентризма, исключительности и институционализации неравенства, которые тут же начали свое глобальное шествие.
[12] Чтобы проиллюстрировать многовековой остаточный климат ура-патриотизма, позже осмысленный и постулированный как европейская идеология биологизма, давайте процитируем школьный учебник по биологии Третьего Рейха: «Смысл всей жизни в борьбе. Горе тому, кто согрешит против этого закона. Наш фюрер напоминает нам: «Тот, кто хочет жить, должен сражаться, и тот, кто не хочет сражаться в этом мире вечной борьбы, не заслуживает жизни!» («Моя борьба», стр. 105, стр. 317). Полную цитату см. в приложении: «Биология для средней школы, Девочки 5-го класса»; глава: «Законы природы и человечества», учебник 1942 года.
[13] «Дух законов» и другие сочинения Монтескье оказали наибольшее влияние на французских революционеров, якобинцев и самого Наполеона. В руках французских революционеров Бонапарта, а затем и его собственного племянника — Наполеона III учение Монтескье до сих пор формировало административный и правовой порядок Европы. Какой Монтескье видел Европу и мир? Что ж, он зафиксировал географическую закономерность концентрации процветания и бедности. Его объяснением этого была географическая гипотеза: люди в тропическом климате, как правило, «ленивы и лишены любознательности». Следовательно, они мало работали, не были новаторами, что в конечном итоге привело их к бедности. Далее Монтескье предположил, что ленивые люди, как правило, управляются деспотами — из-за их тропического положения — таков политический феномен (неправильной) географии, связанный с экономическим крахом и жесткими примитивными диктатурами.
