В 1945 году, после Второй мировой войны, философ–марксист А. Кожев написал в работе «Очерк Доктрины Французской Политики», что мир решительным образом вступает в новый этап истории, который можно сравнить с концом Средневековья и переходом к современности. Если переход к современности был отмечен вытеснением старых феодальных королевств более крупными национальными государствами, то XX век характеризовался распадом национальных государств с последующим объединением в более крупное образование современных имперских государств. Национализм устарел. Согласно мнению Кожева, это была непреодолимая тенденция истории: от небольших атомистических единиц политического суверенитета ко все более крупным образованиям. Новая имперская стадия сама по себе была лишь переходной фазой на пути к более поздней «интернационалистической» стадии, которая все еще оставалась лишь утопией.
В то время, когда писал Кожев, он выделил две империи, чье влияние было распространено на всей земле: «Англо-Американскую» империю и «Славяно-Советскую» империю, представленные США и Россией соответственно. Эти империи были Протестантскими и Православными, по своему культурному и идеологическому составу (Кожев связывал Сталинизм с Православной теологией Вл. Соловьева). После падения Третьего рейха, которое Кожев приписал попытке Германии слишком поздно стать нацией в мире транснациональных империй, народы Европы оказались бы под перекрестным огнем великого глобального соперничества между Американской и Советской империями. В иной работе, называемой «К оценке современности», Кожев определил Америку как империю глобального капиталистического класса, а Советский Союз —как империю глобального пролетариата; и он предвидел, что Европа будет поглощена либо Американской капиталистической империей, либо не устоит перед глобальной пролетарской революцией, возглавляемой Советским Союзом.
Согласно Кожеву, независимость европейских стран, таких как Франция, Испания и Италия, будет зависеть от их способности объединиться в качестве третьей имперской державы со своей объединяющей культурой, историей и политическим суверенитетом. Тогда как Америка определялась Протестантизмом, а Россия — Православием, эта третья империя, по мнению Кожева, должна была быть католической; ибо именно соборность Католической церкви, оказавшей такое формирующее влияние на Южную Европу, наилучшим образом подходила для грядущего всечеловеческого общества. Отсюда появилось уникальное предложение Кожева о создании империи, во главе которой стояла бы не кто иная, как католическая церковь (интересно, что некоторые аспекты этого видения разделял один из великих основателей Европейского союза: Роберт Шуман). Это «интегралистичекое» видение, конечно, так и не материализовалось, и вместо этого был сформирован современный Европейский союз: скорее экономический, основанный на чисто утилитарных интересах — на первых порах, чем политический союз под руководством одного имперского суверена. В этом смысле можно утверждать, что Европа попала под глобальный суверенитет не самой себя, а Америки, в точности как предрекал Кожев.
Сегодня Америка все еще пользуется положением имперской державы; после падения СССР имперская мощь Америки, казалось, достигла глобальных масштабов. Российская империя ослабла на некоторое время, искалеченная унижением, вызванным распадом Советского Союза. Миру было суждено стать однополярным, главный центр силы которого должен был находиться в Америке. Не только Европа, но и большая часть стран Третьего мира и даже Китай попали под власть американского либерального порядка. Это был конец истории... по крайней мере, мы так думали.
С ростом напряженности между Америкой, с одной стороны, и Россией, и Китаем с другой, наблюдается новое сходство с миром, который описал Кожев. Российская империя снова поднимает голову вместе со всеми символами и регалиями Русской Православной традиции, демонстрируя себя миру как все еще великую державу, с которой нужно считаться, и которая полна негодования по отношению к Западу. Небольшие страны, такие как Украина, сейчас оказались в опасном положении, став жертвой жестокого спора между двумя великими державами. И по странной иронии судьбы, даже полностью прозападные и модернизированные европейские страны, такие как Германия, благодаря своей энергетической зависимости от России, оказываются втянутыми в те же старые конфликты. В новом контексте ситуация, описанная Кожевым в 1945 году, повторяется в сегодняшнем контексте, подобно призраку, появляющемуся во сне.
Так или иначе, возрождение России как великой имперской державы омрачено возрождением другой древней цивилизации: Китая. После повторяющихся унижений со стороны Западного колониализма, а затем разрушенных насилием внутренней революции, быстрый приход Китая к власти представляет собой серьезное испытание Американской глобальной гегемонии. В отличие от Советского Союза, Китай до сих пор избегал коллапса, даже после того, как открылся для глобального потока товаров через торговую систему американского производства. Богатство, военная мощь, «мягкая сила» и размеры Китая делают его жизнеспособным конкурентом в борьбе за доминирование на мировой арене, реальной угрозой американской гегемонии. И, как и в странах Европы, есть более мелкие страны, особенно Тайвань, которые окажутся под перекрестным огнем любого грядущего китайско-американского конфликта.
Кроме того, Китай занял место России в качестве представителя мирового пролетариата. В самом деле, это звание более справедливо для Китая, чем для России: Китай — мастерская мира, абсолютный центр глобального производства, по-настоящему пролетарская империя (несмотря на сохраняющееся внутри страны неравенство), которая цепляется за свою социалистическую идентичность так, как Советский Союз не смог. Имперский конфликт между Китаем и Западом —это не что иное, как классовая борьба на международном уровне — положение дел, которое сам Кожев обозначил и предвидел в докладе 1957 года, озаглавленным «Колониализм в Европейской перспективе».
Подобно миру, который Кожев наблюдал в 1945 году и в 1957 году, наш мир — это мир великих держав, соперничающих за глобальное господство. Это снова многополярный мир, несмотря на перерыв, во время которого Соединенные Штаты являлись глобальным гегемоном. Эта позиция, как оказалось, была нестабильной, потому что глобальный капитализм все еще капитализм: система, которая, несмотря на все свою огромную силу, не может существовать вечно, потому что она неизбежно взрастит в себе семена нового социального порядка. «Социализм с китайской спецификой» — это показательный пример, взращенный в утробе американского глобального капитализма, во многом пророчески предугаданный Карлом Марксом, который предсказывал, что социализм родится из скорлупы капитализма. Коммунистический Китай и США теперь не только «равные» геополитические конкуренты, но и один из них — дитя другого, которому, возможно, суждено унаследовать мир, которым когда-то правил его предшественник, и, возможно, суждено стать новым глашатаем и сувереном действительно глобального и однополярного мира, за пределами многополярности из эпохи великих имперских образований. Если Кожев был прав, то многополярность сама по себе не означает мир за пределами глобализма, вопреки тому, что говорят некоторые из ее видных защитников; скорее, она означает именно глобализацию классовой борьбы, которая может быть разрешена только в новом глобальном государстве.
По мере продвижения истории к такому состоянию, можно только ожидать, что она станет свидетелем восстаний в различных уголках земного шара сопротивляющихся и кричащих стран, поскольку их неумолимо склоняют к однополярности, во многих случаях с полным основанием. Более того, можно только ожидать, что различные страны будут конкурировать друг с другом за положение универсального суверена.
Можно интерпретировать все конфликты между сегодняшними «великими державами» следующим образом: как восстания против однополярности или как конкуренцию за глобальный суверенитет — или, возможно, и то, и другое сразу.
Также возможно, что те государства, которые ближе всего подходят к званию однополярного суверена, не смогут сохранить эту позицию, другие должны также потерпеть неудачу вслед за ними, прежде чем будет достигнут действительно безопасный глобализм. Этот иллюзорный «конец истории», возможно, придется отложить на неопределенное будущее, с переносом бремени его управления с одного полюса власти на другой, пока не будет достигнуто стабильное и действительно универсальное конечное состояние, такое, в котором, возможно, универсальное и частное будут полностью объединены в будущем — организация многополярного общества вокруг единого благожелательного полюса в центре мира.
В этом процессе есть своего рода трагическая неизбежность, которую лидерам и жителям великих держав мира не мешало бы признать. Главным этическим обязательством, стоящим перед человечеством как на индивидуальном, так и на общественном уровне, становится выживание и оптимизация по мере развития этого процесса: выживание, потому что за геополитической борьбой и международной классовой войной последует неизбежное разрушение, от которого нам, возможно, придется защищать себя и своих близких; оптимизация, потому что, хотя мы не можем изменить общую траекторию истории в сторону однополярности, мы можем, по крайней мере, попытаться наилучшим образом использовать ресурсы, которые она будет производить, и инфраструктуру, которую она выстраивает, на благо человечества. Наконец, человеческий выбор по-прежнему имеет значение даже перед лицом неминуемых перемен.
Свежие комментарии