Это больше, чем марш ...

Сегодня меня особенно тревожит один важный вопрос: сможем ли мы, наконец, выйти из культурной  одномерности в интерпретации событий, и, в частности, последнего значимого исторического инцидента, которое нам довелось пережить – Марша Пригожина на Москву?

  Когда же, наконец, наше мышление прекратит быть плоским и одномерным и обратится к глубинам смыслов за поверхностью исторических явлений? Скоро ли в интерпретации эпизодов истории, а тем более таких, как военные действия, революции, бунты, мы будем видеть не просто игру эгоистических материальных интересов, не момент карточного поединка шулеров, не набор случайных эмоций, людских страстей, обид, негодований, но картину -- экспозицию --  движений духовной  реальности, мерную поступь Духа, сражение Умов, битву мировоззрений, стоящих за  самыми экстравагантными проявлениями мятежей и революций?

Современные общества (Модерна и Постмодерна) давно вышли за рамки какой-либо Традиции: мы склонны ухмыляться, когда герои заявляют о богоискательстве или богоборчестве, о поисках идеального града или общества без изъянов. Но и в не вполне традиционных цивилизациях есть остатки (своего рода,«струпья») Духа. Человек есть существо духовное, наделенное Логосом, Умом, и как бы ни были в нем повреждены  пропорции его мировоззрения, нет иного выхода как призвать человеческий  ум, интеллект к  ответу.

Разбирая поход на Москву Пригожина, я бы предложила пойти путем более сложной, чем принято в сегодняшней прессе, интерпретации и рассмотреть этот феномен как «марш слева», с позиций  «левой идеологии». Что значит «левая  идеология»? В целом, за ней стоит пафос освобождения человека, которым исполнен либерализм Нового времени. Но освободив человека (согласно первоначальному замыслу) от оков  иерархии, предписаний религии, сословного строя, родового неравенства, от претензий Церкви на исключительное посредничество в отношениях Бога и человека и от обязательств последнего перед вечностью, незыблемых устоев и истин (идолов «пещеры», «рынка», «площади» и др. Ф. Бэкона),  либерализм расчистил человека до «чистого листа», «атомарного индивидуума» с автономной волей из ниоткуда, из ничто, а затем навязал этому существу без рода и племени новую картографию незыблемых определенностей и обременений -- только светского, горизонтального, профанического толка. Модерн заговорил о государстве-Левиафане, удерживающем отдельную особь от непрерывных боевых столкновений с другими столь же неприкаянными человеческими единицами, ведущими борьбу  за  выживание, об основах эгоистического капитализма, о прибылях и банковском проценте как непререкаемых нормативах либерального общества, о секуляризированном рассудке, о буржуазных идеалах человеческого жизненного мира, об индивидуализме и атеизме как компонентах мировоззрения, об общественном договоре как гаранте индивидуальной безопасности  и т.д.  В результате возникли аппарат идеологических рестрикций и социального принуждения, а также механизм классового неравенства, гомологичные существующим в Премодерне  – только более жесткие, механистические и неодухотворенное, с наплевательским отношением общественным ценностям, культуре, истории и осмеянием того, что раньше  именовалось «духом», «идеалом», «традицией», «преемственностью». Подобный левый  вариант идеологии называется  «левым либерализмом». Он совмещает абсолютную свободу  предпринимательства, частную собственность и капитализм с безграничной свободой индивидуума в сфере морали, в отношениях с религией, родом, культурой, обществом(либертарианство).

 В современном мире такой  тип либерализма именуется «li-li» (liberalisme libertaire) -- частная собственность, крупный  капитал  плюс безграничная свобода во всех сферах, вплоть до распада индивидуума на части, до стадии «дивидуума».

Но в «левой идеологии» есть второй извод, в котором принцип освобождения человека в социуме связывается скорее не с индивидуальным раскрепощением, а с принципом запрета (существенного ограничения) частной собственности на основные средства производства в материально-производственной сфере. Этот вид идеологии опирается на левую экономику (общественная собственность на средства производства), а человека рассматривает не как абсолютно свободного атомарного индивидуума, а как члена общества, связанного социальным идеалом (проектом), классовой  принадлежностью, идеологией. Этот тип идеологии именуется «социализмом». Маркс  полагал, что социализм по мере осознанного преобразования общества в направлении свободы и культуры и освобождения человека от социальных ограничений перерастает в «коммунизм». На этом мы остановимся в наших теоретических предварениях к основной теме.

Итак, что же стоит за маршем Пригожина?

Мы предлагаем рассмотреть этот эксцесс современной политической жизни России как экспозицию левого, социалистического (не либерального!) тренда в нашем обществе.

Почему этот поход на Москву был довольно неоднозначно воспринят людьми? Почему  реакция наших военных структур и органов  безопасности была столь слабой  и неуверенной? Как Марш смог почти беспрепятственно продвинуться до Москвы (не доходя 200 км до столицы)? Почему мы наблюдали в ю-тубе, как в Ростове лишь несколько людей на улицах города (преимущественно пожилых) уговаривали «вагнеровцев» повернуть назад и вернуться на свои позиции, слабо укоряя их в неподчинении государству, а другая часть населения, причем гораздо более многочисленная, поддерживала бойцов, называя их «нашими ребятами», «героями», и утверждала, что, мол, «все правильно, так и надо» и даже ругала стариков, пытавшихся устыдить парней в камуфляже и обвинить их в нарушении госдисциплины? Почему до сих пор в силовых структурах есть люди, которые тайно или явно сочувствуют этому бунту как способу донесения до власти определенных идей и смыслов, как последнему средству довести до сведения политической элиты главного посыла народа, а также его отчаяния и надежды, что в жизни общества что-то повернется к лучшему?

Главная идея, которая  более всего волнует, тревожит, будоражит сердца современных русских, или российских, людей – это идея  справедливости. 

Говорят, что любовь выше справедливости. Но для  того, чтобы любовь могла сказать свое слово, в обществе должен быть обеспечен тот хотя бы минимальный уровень справедливости, который затем позволит любви сгладить противоречия и острые углы. Когда же справедливость в обществе по большей части утрачена, то бывает утрачена и глубинная общественная солидарность, сопричастность людей друг другу и государству.

Либерализм западного образца, который «де факто» (будучи не названным), стал в нашем обществе программной идеологией, никогда не включал справедливость в набор своих приоритетных ориентиров и ценностей. Либеральный индивидуум – это независимый атом, одинокий волк, который бьется за свои эгоистические интересы и согласен принимать во внимание общественный интерес только в моменты серьезных угроз собственному существованию. 

В либерализме есть две модели индивидуума – гоббсовская, «человек человеку – волк»( Т. Гоббс), и локковская, «человек – есть «чистая  доска» (Д. Локк). Убогость, ничтожность и вульгарность обоих либеральных толкований человека просто удивительны: согласно Гоббсу, с индивидуумом следует обращаться как с озлобленным зверем, которого, в моменты ярости и раздражения, следует столь же яростно и ожесточенно подавлять силами бесконечно превосходящего его государства-монстра, Левиафана, загнав индивидуума в клетку, запугав и наказав. Согласно Локку, человека следует рассматривать как пассивную «чистую доску» («tabula rasa»), на которой общество размещает некоторые письмена, а затем их стирает их и записывает новые тезисы – новые правила жизни. 

Современное западное общество использует обе модели, иногда затевая спор о необходимости драконовского подавления индивидуума (реализм) или о его «гуманистического» программирования (с помощью чипа или промывки мозгов в виде тоталитарной демагогии и пропаганды). 

Возьмем для примера современного русского человека или российского человека нерусской национальности, говорящего на русском языке и проживающего на территории российской Империи какое-то количество лет. Напомним ему историю советского периода, когда социальная справедливость была центральным принципом, корнем жизнеустроения общества. И обнаружим, что мысль о справедливости в обществе, о социальной солидарности, братстве народов, социальной взаимопомощи, об обществе, не разделенном на классы, с более или менее равновесным распределением природных и общественных богатств является одной из доминантных тенденций в устремлениях, думах, надеждах наших современников. Это самое актуальное, ключевое пожелание подавляющего большинства нашего народа, греза и идеал огромной части российских людей, для которых «советское общество» давно не мыслится как нищее, непривлекательное, тоталитарное, закрытое, подавляющее человека, о чем твердили наши либералы-западники последние 30 лет, повторяя западные СМИ времен распада СССР. Сегодня российские граждане в своем большинстве мечтают о проекте социально-ориентированного общества – пропорционального и взвешенного с точки зрения распределения частной собственности. Людей привлекают идеалы честного общежития, порядочности и праведности в общественных отношениях, принципы вознаграждения человека по труду и вкладу в общественное строительство и приумножение именно общественного, а не личного благосостояния. Современный россиянин склонен применять к предпринимательской и политической деятельности элиты, лидеров нации нравственные критерии. Это предполагает обращение к традициям русского мира, с его критическими оценками эгоистического индивидуализма, непорядочности и неправедности в экономической  жизни. Людям надоел обман, хитрость, разводка, вранье, подделки со стороны ловких приватизаторов народной  собственности, бесстыдно присвоивших заводы, земли, леса, недра в 1990-е годы, в момент слома советской государственности, и продолжающих манипуляции с собственностью в виде банкротств и реприватизации сегодня, пользуясь ситуацией СВО.

В наши дни все большее количество российского населения испытывает ностальгию по  справедливому социальному обществу, осознавая, что уничтожение  советского социализма произошло не только по внутренним причинам, но и по причине активного вмешательства в дела экономики и государства со стороны западных стран, мотивированных задачей ликвидации альтернативной Западу социальной системы и подавления противоположной ему по базовым мировоззренческим ценностям русско-советской цивилизации. Эта ностальгия современного россиянина по общественной справедливости выражается в приверженности той или иной разновидности некапиталистической модели, тому или иному варианту социализма, который считается предпочтительным проектом будущего России. Этот мотив стал доминирующей  линией в общественном мнении российских граждан сегодня, тем более тогда, когда становится очевидным, что капиталистическое общество «всеобщего благоденствия», разрекламированное западной пропагандой в 1970-е-1980-е годы, провалилось. Этот миф западного сознания сегодня воспринимается как блеф, мираж, который был создан, чтобы сбить с толку русских мечтателей и практиков уникальной социалистической  модели общества, в котором люди были обеспечены базовым справедливым распределением материальных благ, возможностями качественного образования, приемлемого здравоохранения.

К 1960-ым годам социалистическое общество подошло к своим границам, оказалось на  грани «усталости», ветшания и умирания: оно требовало переосмысления, деконструкции смыслов, коррекции постулатов -- «исправления имен». Требовались перетряхивание засыпающих на ходу партийных элит, пересмотр идеологических клише, обращение к русской истории, традициям разных народов, проживающих на территории русско-советской  Империи. Необходимо было экзистенциальное и духовное реанимирование общества. Это был вызов, который предполагал скачок в идейном, философском переосмыслении советских путей и достижений. Все это предполагало взлет философского воображения, восстание духа, бунта мысли. Но там где есть вызов, там есть и решение. «Там, где  опасность – там и спасение», -- писал Рильке. Советские философы, ученые, мыслители, политики умудрились не осознать вызов как вызов, и не решились выйти в сферу, где экзистенциальный холод остывающего общества мог бы превратиться в яркий свет нового мира. Обновленного социализма не случилось, и советское общество, предав высокие идеалы справедливости, последовало за пошлой и преступной  программой либерального капиталистического разложения и дегуманизации человечества, сегодня уже заявивших себя в качестве главной угрозы грядущих десятилетий.

То, что наше общество в лице советских элит не смогло сделать тогда, в 1970-е—1980-е годы, нам надо сделать сейчас. Необходимо включить воображение, мобилизовать философскую, политологическую, экономическую мысль, и быть настолько решительными, чтобы сдвинуться с наезженной колеи колониального капитализма, черты которого народ видит повсюду и которые признают наши сегодняшние честные политологи. Эти черты требуется не только осознать, актуализировать, их надо разоблачить, отвергнуть и преодолеть в направлении общего идеала, русской мечты о справедливом обществе, в котором высшей ценностью является судьба человека, его достоинство, реализация, его духовность. 

Современный  российский  капитализм является  своего рода  имитационным и пародийным. Его устраивали приехавшие в Россию американские политтехнологи и спецы по либеральной экономике. Только извне в тот момент, в 1991 году, «обалдевшее общество» могло получить и принять на вооружение столь жесткие и циничные рецепты. Только наши враги могли заложить в основание российского общества столь чудовищные модели несправедливой приватизации, обманных трюков с залоговыми аукционами,  насквозь идеологическими тезисами об «отмене идеологии», принципом приоритета международных законов и правил над национальными… Годы правления  Путина были временем осознания необходимости суверенитета нашей  страны и важных шагов  на этом пути…

Сегодня остаточный колониальный капитализм в России демонстрирует все свои слабые места. Страна почти потеряла свою промышленность, вырастила целое поколение колониальных менеджеров, которые способны лишь адаптировать западные технологии к местным условиям, не прилагая усилий ума к тому, чтобы вывести страну на путь самостоятельного развития, а не по сценариям поработителей из-за океана. Попытки Путина заявить о суверенности страны после ельцинского разрушительного десятилетия западных реформ пока не привели нас к тому, чтобы мы восстановили нашу индустрию, науку, высшую школу, творческий человеческий капитал в полной мере. В 1990-е годы западные кураторы разрушили нашу идеологию и экономику очень основательно.

Но наш народ знает из своей истории: сначала рушат до основания, а затем…! А затем вступает в дело мысль, воображение, мечта, ум, воля, смелость, способность к риску, к Решению, к созиданию, творчеству, раскрепощению внутренних сил. Далее речь идет о духе. О понимании судьбы российского народа и государства, их движения в мировой  истории, роли и смысла России в мире. Все это будит силы народа, зажигает внутренний огонь, возбуждает надежду, рождает веру в Победу. В этот момент нужна смелость, отвага начать действовать: где-то --  по проторенным тропам, где-то -- по совершенно новым траекториям. В критический момент спецоперации народ требует именно преобразований… 

И все свои ожидания люди проецируют на Марш на Москву. Пригожин сам, может быть, всего не понимает до конца, но чувствует, что жажда справедливости в народе перехлестывает через край. Люди додумывают за Пригожина его мотивы, цели, хотя,  конечно, очень многие не оправдывают средств для достижения этих целей.

Но люди страстно желают реконструировать обветшавшую социальную структуру, они хотят новых решений и, в первую очередь, -- по тем фигурам, которые осели в чиновничьих кабинетах и дискредитировали и себя, и власть. Народ жаждет Победы. И он совершенно справедливо видит недостаточность тех усилий, которые прилагают аппаратные кадры. И даже не важно, искренне ли они стремятся к Победе и процветанию своей Родины или держат «фигу  в кармане», имитируя деятельность.

Марш Пригожина является кульминацией глубинных процессов, протекающих в нашем обществе. Страшнейшей ошибкой было бы свести его к каким-то второстепенным причинам, мотивам и основаниям. 

Марш Пригожина на Москву – это больше, чем марш Пригожина на Москву. 

По сути, это ультиматум нашего общества, предъявленный власти, которая, восстанавливая суверенитет, вообще не уделяет никакого внимания той  фундаментальной основе нашей русской, российской идентичности, что связана с обостренным чувством Справедливости, неискоренимой волей к построению солидарного, дружного, общинного социума. Советский  период, социализм не был случайным периодом нашей  истории. Безответственно считать этот период девиацией. Русский человек никогда не будет счастлив индивидуально, в обществе, где нет справедливости, равенства и любви. И попытки построить несправедливое общество и сохранить капитализм обречены у нас на исторический провал.

Марш Пригожина на Москву – это не конец, а новое начало. И лучше было бы, чтобы это стало началом РЕВОЛЮЦИИ СВЕРХУ, с сохранением и укреплением нашего государства, а не наоборот.

 В какой стране люди работают больше всего?