Семейно-бытовое насилие: риски законопроекта и международный опыт

I. Законопроекты о профилактике семейно-бытового насилия в РФ

Суть всех вариантов законопроектов, которые обсуждались и обсуждаются, одна: неопределенное понятие домашнего (семейно-бытового) насилия, включая так называемое психологическое и экономическое, а также ордера о запрете приближения к пострадавшему и о выселении из жилья.

Если исключить из определения насилия по законопроекту о СБН все то, что уже запрещено УК и КоАП, насилием становится «всё, что кому-то не нравится».

Наличие неопределенных норм — основание для признания закона антиконституционным.

При этом за невнятно определенное насилие вводятся суровые санкции (ордера о запрете общения с членами семьи и выселении из жилья), серьезно ограничивающие конституционные права граждан — неприкосновенность частной жизни, собственности, свободу передвижения, воспитания детей и др. Причем ордера будут выдаваться без соблюдения каких-либо процессуальных гарантий уголовного права и процесса — сразу по факту обнаружения насилия или даже его «попытки», в том числе по жалобам третьих лиц.

1) С точки зрения практики такой закон — удобнейший и простой механизм завладения чужой собственностью, отобрания детей, почва для коррупции и провокация беспредела.

2) С научной точки зрения происходит появление некоего «параллельного уголовного права» с профилактическими учетами, защитными предписаниями и официальными предупреждениями, но без всех гарантий уголовного процесса.

К базовым принципам уголовного производства относится «равенство перед законом и судом; презумпция невиновности; обеспечение права на защиту; состязательность сторон и свобода в предоставлении суду своих доказательств» и др. Концепция профилактики СБН нарушает все эти принципы, поскольку создан механизм внепроцессуального ограничения прав граждан в обход УПК. Но в правовом государстве применение государством любых карательных мер, как бы они формально ни назывались (в том числе мерами профилактики), должно подчиняться фундаментальным уголовно-правовым и уголовно-процессуальным принципам.

3) Что мы получим с точки зрения реальной «профилактики» насильственной преступности? Только проблемы. Профилактика — это в первую очередь искоренение причин преступного насилия (пьянство, безработица, заполненное развратом и пошлостью информационное пространство, разрушенный образовательно-воспитательный процесс и др.). Поэтому и название закона — ложь.

4) С криминологической точки зрения. Профессор-криминолог Д. А. Шестаков пишет: «Для России выдача подобных охранных распоряжений была бы нецелесообразна… Люди, склонные к агрессивному поведению, оказавшиеся без дома, создали бы для общества дополнительную угрозу насильственного посягательства».

II. Западный опыт профилактики домашнего насилия

Катастрофические плоды защиты детей и женщин на Западе вылились в миллионы разрушенных семей. Например, в США, по официальной статистике, изымается в среднем 250–300 тысяч детей ежегодно; за последние 18 лет изъято около 5 миллионов детей. Рассмотрим, что происходит в связи с законами о СБН.

США

В США в 1994 году принят закон, аналогичный критикуемому законопроекту — Violence Against Women Act. На его основании штаты стали принимать свои внутренние законы, разрешающие арест «домашнего правонарушителя».

Это не только не повлияло на процент так называемых «домашних» насильственных преступлений в общей структуре насильственной преступности, но в последнее время показывает обратный результат. В отчете минюста США за 2012 год сообщается, что с 2001 по 2010 год наблюдается общее снижение уровня насильственных преступлений при сохранении на одном и том же уровне насильственных домашних преступлений.

По американской практике известно, что судьи выдают защитные предписания при простом намеке на домашние проблемы. Это установка системы. Судьи думают лишь о том, что отказ в выдаче предписания при возникновении последующих домашних проблем приведет к негативной оценке их работы.

Исследования 2008 года (Б. П. Фостер) показывают, что 72% защитных предписаний было выдано без реальных оснований.

Есть много данных о том, что введение закона о семейном насилии усугубляет существующие проблемы:

• после приезда полиции на место далеко не всегда понятно, кто виновник домашнего конфликта, поэтому репрессивные меры применяются в том числе к пострадавшим;

• закон никак не помогает искоренить истинные причины домашнего насилия (отсутствие занятости, экономические проблемы и др.);

• пострадавшие женщины сразу становятся перед угрозой изъятия у них детей.

Профессор права Гудмарк отмечает, что существующий закон абсолютно слеп к желанию женщины остаться вместе со спутником. Не случайно защитные предписания в США называют «разводом де-факто».

Журнал «Тайм» приводит многочисленные критические замечания о законе простых американцев. Вот типичные отзывы: «Все, что сделал этот закон для меня, — это 100%-ное недоверие правительству, это криминал, много невиновных людей преследуются из-за этого дурного закона»; «Приюты от домашнего насилия молятся на Ваше имущество. Имущество, которое включает Ваших детей».

В докладе общественного движения «SAVE», США (2010), сообщается, что американским налогоплательщикам приходится ежегодно платить 20 млрд долларов на поддержку семей с одним родителем, лишившимся супруга по ложному обвинению в домашнем насилии.

Ежегодно 175 тыс. детей вовлечено в процессы о разводе родителей, запущенные на основании ложных обвинений в насилии.

Многочисленные исследования показывают, что защитные предписания не являются фактором, сдерживающим будущее насилие. «Семейный юридический справочник» (издание Американской ассоциации юристов) также сообщает, что защитное предписание нередко только добавляет правонарушителю ярости.

Мартин Фиберт с факультета психологии Калифорнийского университета сделал обзор результатов 286 исследований в школах, из которого следует, что феминистическая истерия создана искусственно: исследования доказывают одинаковую склонность женской и мужской части общества к силовым действиям.

Что касается системы защиты детей в целом, интересен доклад сенатора штата Джоржия Ненси Шеффер «Коррупционный бизнес службы защиты детей». Среди прочего в нем сообщается, что детозащитная система коррумпирована и неисправима, это империя, которая строится на разрушении семей. Для детей эта система — гестапо. Родители в этой системе лишены права на ошибку. Социальные работники подделывают доказательства, ибо им выгодно изымать детей, и они «вне подозрений» системы. В этой системе никто не заинтересован в возвращении детей. Отец по умолчанию рассматривается как криминальный элемент. При этом:

• в фостерных семьях дети погибают в 6 раз чаще, чем в общественных местах;

• до 70% изъятий детей из семей незаконны.

Германия

В ФРГ действует целая система мер по защите от семейного насилия, включая широкие формулировки понятия угрозы. В том числе «Закон о гражданской защите от актов насилия и принуждения», принятый в 2001 году, направленный на борьбу с домашним насилием путем выдачи охранных ордеров.

Он подвергался серьезнейшей критике. В частности, адвокат по семейному праву д-р Д. Клостер-Харц пишет, что этот закон — база для серьезнейших злоупотреблений на практике, правовой инструмент для шантажа женщинами мужчин — «молоток для ведьм», желающих оперативно получить квартиру мужчины в свое личное пользование.

Немецкий криминолог профессор Бок дал крайне негативное заключение на закон и указал, что «закон требует исключительно лишения прав, лишения власти, изоляцию, наказание мужчин».

Выводы, полученные Мартином Фибертом в США, подтверждаются и исследованиями в Германии. Так, еще в 1992 годуИнститутом криминологических исследо­ваний Нижней Саксонии (KFN) проводилось исследование, которое пришло к выводу, что жертвами физического насилия были примерно в равной мере мужчины и женщины. (В 1991 году в ФРГ в общей сложности приблизительно 1,59 миллиона женщин в возрасте от 20 до 59 лет были, по крайней мере когда-то, жертвами физического насилия в тесных социальных отношениях. Для мужчин соответствующее число составляет 1,49 миллиона.)

Однако распространение феминистических мифов (в том числе через псевдонаучные работы на так называемые «гендерные» темы) оплачивается миллионными грантами.

Интересно отметить еще одно последствие борьбы с насилием против женщин. Развитие сети «приютов для женщин» в Германии привело к так называемому «женскому туризму», в рамках которого недобросовестные женщины используют широчайшие возможности закона по борьбе с насилием для того, чтобы решить жилищный вопрос, избежать оплаты долгов по квартире, пожить в приличных условиях и др.

Действующая система норм по защите детей от насилия в семье приводит к серьезным проблемам на практике. В Германии после 2010 г. вышло несколько серьезных работ по поводу беспредела детозащитной системы и произвола в судах ФРГ, в т. ч. «Черная книга Югендамта» (2011) д-ра Леонарда, «Позор Германии. Воровство детей» (2011) Реверанда Морица, книги Карин Йекель (писатель по теме семьи, почетный член общества «Родители Германии»). Все книги вторят друг другу.

Р. Мориц: «В ФРГ действует „мафия, ворующая детей“. Югендамт — не причина, а средство».

В 2014 г. в ФРГ изъято 48 059 детей. В 2017 — 61 400, в 2018 — 52 590 детей. Причина, как правило, «злоупотребления родителей» — понятно, что это весьма широкая формулировка.

При этом фактически по заключению психолога решается вопрос сохранности семьи и наличия в ней насилия и угроз. Р. Мориц — немецкий психолог с 20-летним стажем, который знает «кухню» ювенальной юстиции в деталях, — пишет: «Любой жадный до денег и некомпетентный психолог может дать суду свое определение блага или опасности для ребенка». А суд по ювенальным делам в 100% случаев базируется на заключениях экспертов. Поэтому родителю, как «неспециалисту» в подобных делах, что-то доказать почти невозможно.

Р. Мориц пишет, что «вполне здоровые психически дети закрываются в учреждения психиатрии без каких-либо основательных причин, и им назначается психологическое и психиатрическое наблюдение… Каждое заключение эксперта выходит на то, что детям и родителям необходимо назначить психологическую и психиатрическую терапию».

Швеция

1. Законодательство. Возможность отнимать детей у родителей на широких основаниях дана Законом о специальных положениях по опеке над детьми. С 1988 года действует Закон о запрещении контактов (далее — Закон).

Для противодействия любому насилию, в том числе потенциальным преступлениям в семейной или бытовой сфере, предусмотрена возможность установления судебных запретов на контакты правонарушителя и жертвы.

На практике для выдачи запрета многие прокуроры требуют доказательств совершения преступления или намерения обидчика совершить преступление. Однако это подвергается критике со стороны ГРЕВИО — наблюдательного органа Стамбульской конвенции. ГРЕВИО в своем докладе указывает, что прокуроры Швеции демонстрируют предпочтение применению предварительного заключения, что требует высокого уровня доказательств и риска дальнейшего преступления. ГРЕВИО высказывает недовольство тем обстоятельством, что на практике в Швеции больше работают эти традиционные меры защиты в рамках уголовного судопроизводства, а не простые, не требующие доказательств механизмы запретительных приказов.

В целом детозащитная система Швеции привела к страшным последствиям.

В частности, в 2012 году был опубликован фундаментальный «Доклад о случаях изъятия детей из семей в Швеции и соседних скандинавских странах», подготовленный 32-мя авторами: профессорами права, судебными психологами и бывшими судьями Швеции, Норвегии, Финляндии (далее — Доклад). Доклад направлен в адрес генерального секретаря Совета Европы Т. Ягланда, в Европейский парламент.

В документе социальная система квалифицируется как «индустрия насилия над детьми и разрушения семей», «индустрия похищения и опеки детей». В докладе говорится о повсеместном распространении в скандинавских странах практики изъятия детей из семей.

В 2006 году была учреждена правительственная комиссия по расследованию обращения с находящимися на государственном попечении детьми в период с 1920-х по 1990-е гг.

Комиссия по расследованию случаев халатного и жестокого обращения заслушала около четырехсот пожелавших дать показания человек. В трех опубликованных отчетах комиссии говорится о том, что находившиеся на попечении государства дети тяжело пострадали от рук персонала детских домов и замещающих родителей. Их изъяли из семей, обстановку в которых власти сочли неблагоприятной, но вместо этого они попали не только в худшую обстановку, но и подвергались жестокому обращению, психологическому, физическому и даже сексуальному насилию. Председатель Комиссии сказал, что он и его следователи были шокированы тем, что они узнали от свидетелей. В официальных докладах Комиссии говорится о необходимости принесения официальных извинений и выплате пострадавшим денежной компенсации.

Таким образом, по факту на уровне правительства Швеции произошло государственное признание того, что закон, направленный на защиту детей и предотвращение «семейного насилия», приводит к еще большему насилию в отношении детей, отобранных у родных родителей.

По результатам Доклада его авторы потребовали от органов власти Швеции пересмотра существующего законодательства.

2. Государственные программы. В Швеции регулярно принимаются государственные программы, направленные на противодействие насилию против женщин.

В частности, с 2006 по 2010 г. действовал Национальный план действий по борьбе с насилием мужчин в отношении женщин, с угнетением во имя чести и насилием в однополых отношениях; Национальный план действий против проституции и торговли людьми; План действий по предотвращению брака молодых людей против их воли. На все эти планы выделяются существенные средства.

В общей сложности, с учетом грантов неправительственным организациям, правительство Швеции выделило на борьбу с насилием против женщин 986 миллионов евро на период 2015–2020 гг., причем эти суммы не включают основное финансирование государственных органов (например, уголовного правосудия, здравоохранения и т. п.).

Несмотря на то, что борьба с насилием против женщин началась в Швеции довольно давно, в частности, с 2006 г. по 2010 г. действовала соответствующая Национальная стратегия, статистика показывает, что указанный период отмечен ростом преступности в «интимных отношениях».

Например, число зарегистрированных преступлений против женщин, связанных с посягательством в контексте интимных отношений, показывает рост. С 2009 г. по 2015 г. в отношении женщин рост, в течение 2015 года — падение числа преступлений, в 2016-м — практически неизменный уровень. В отношении мужчин — в период 2009–2014 гг. идет рост преступлений, в 2014–2015 гг. — падение, в 2016-м — неизменный уровень

С 2009 г. по 2018 г. число изнасилований выросло в Швеции на 34%. В целом число преступлений сексуального характера с 1975 г. по 2018 г. выросло в Швеции в 7 раз.

1 июля 2014 года Швеция ратифицировала Стамбульскую конвенцию о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием, которая считается ключевым международным документом по борьбе с «домашним насилием» и базой для внутригосударственных законов о профилактике домашнего насилия. 1 ноября 2014 года Конвенция вступила в Швеции в силу.

Следствием ратификации Конвенции были многочисленные, критикуемые в Швеции, изменения законов. В частности, расширение сферы действия приказов о запрещении контактов за счет приказа о выселении из совместно занимаемого жилья, расширение понятия изнасилования (половой акт, совершаемый без выраженного согласия сторон) и др. Пересмотр законодательства, очевидно, будет проводиться и дальше. Стамбульская конвенция содержит неопределенно широкое понятие насилия.

Во исполнение Конвенции в Швеции принята Национальная стратегия борьбы с насилием мужчин в отношении женщин на 2017–2026 годы (далее — Национальная стратегия).

Такой подход заведомо выделяет мужчин как субъектов, от которых в обществе исходит насилие, хотя для такой антимужской политики нет никаких оснований. В отчете Швеции по реализации Стамбульской конвенции сказано: «В 2014 году Шведский национальный совет по предупреждению преступности представил результаты Национального обследования правонарушений в близких отношениях. … в 2012 году доля женщин, ставших жертвами близких отношений, была почти равна доле мужчин, ставших жертвами (7,0 процента среди женщин и 6,7 процента среди мужчин, из которых 2,2 процента женщин и 2,0 процента мужчин подверглись физическому насилию)».

Весьма характерно утверждение Швеции в Отчете о реализации Стамбульской конвенции о том, что, по имеющимся данным, «общее воздействие правительственных инициатив на женщин и детей, подвергающихся риску насилия, трудно оценить». Кроме собственно «увеличения осведомленности общества по проблемам насилия в отношении женщин» никаких конкретных результатов установить не удалось.

В результате принятия Конвенции в Швеции расширяются информационно-пропагандистские программы феминистического характера по «борьбе с насилием мужчин против женщин», в том числе в семье.

Согласно п. 1 ст. 12 Стамбульской конвенции «стороны принимают все необходимые меры по внедрению изменений в социальных и культурных моделях поведения женщин и мужчин с целью искоренения предрассудков, обычаев, традиций и любой иной практики, которые основаны на идее неполноценности женщин или стереотипных представлениях о роли женщин и мужчин»__.

Правительство Швеции поручило Шведскому национальному агентству по образованию внедрить школьные программы по борьбе с традиционными «гендерными» моделями.

В Отчете Швеции по реализации Конвенции прямо указано, что «школа несет ответственность за противодействие традиционным гендерным моделям», и в отношении детей реализуются программы, негативно оценивающие развитие мужественности у мальчиков. Национальная стратегия прямо формулирует, что «содержит… меры по противодействию деструктивной маскулинности и понятиям чести». То есть маскулинность (мужественность) как черта лиц мужского пола расценивается как ключевой фактор насилия против женщин и детей, который надо искоренять.

Таким образом, истинная цель борьбы с насилием против женщин и детей — ликвидация в мужчинах такого качества, как мужественность и стирание половых различий между мужчинами и женщинами.