У большинства людей по поводу феминизма сегодня больше вопросов, чем ответов. Единства нет и среди самих феминисток: можно столкнуться с обвинениями женщин в том, что они неправильно понимают феминизм или действуют вразрез с его принципами. При поддержке Фонда имени Генриха Бёлля «Теории и практики» выбрали 10 дискуссионных вопросов о феминизме и попросили экспертов на них ответить.
Автор: Ксения Донская
Иллюстрации: Екатерина Дорохина
Иллюстрации: Екатерина Дорохина
1
Откуда берутся стереотипы о феминистках?
Ирина Тартаковская
старший научный сотрудник Института социологии РАН, кандидат социологических наук
Во-первых, на то, чтобы стереотипы были, довольно много работает пропаганда. С момента появления феминистского движения разные СМИ часто писали о нем агрессивно, изображая феминисток такими психопатками, неудовлетворенными, некрасивыми, неуспешными женщинами. Поскольку этим занимаются так называемые мейнстримные медиа, многие люди верят, что это неудачливая, злобная, агрессивная женщина, многие вообще никогда не видели живую феминистку. Второй момент, который не менее важен: феминизм — это широкое понятие, и многие женщины, которые говорят: «Феминизм — не дай Бог» и «Я ни в коем случае не феминистка», — тем не менее при дальнейшей беседе высказывают вполне феминистские взгляды, но до того предела, который кажется им комфортным. Потому что если относиться всерьез к феминистской повестке дня, к феминистской идеологии, то это угрожает картине мира некоторых людей. Все, что касается гендерных отношений, гендерного порядка — это довольно фундаментальная вещь. И принять, что на самом деле все не так, как показывают в красивых романтических комедиях, — это значит поставить самого себя перед различными жизненными выборами, а многие люди избегают этого, срабатывает такая психологическая защита.
Саша Шадрина
основательница курсов Write like a Grrrl в России, соредактор блога No Kidding
Некоторым людям жалко даже маленького кусочка своих привилегий — их агрессивная реакция вполне понятна. Стереотипы о феминистках берутся оттуда же, откуда берутся другие стереотипы — в процессе воспитания, социализации в школе, из литературы, кино, медиа. К счастью, информационный фон выравнивается, мы видим больше разнообразных и справедливых репрезентаций в культуре, появляется больше точек входа в гендерную повестку. Я веду детские занятия, на которых десятилетние девочки говорят, что они феминистки. Это ужасно воодушевляет.
2
Какие цели ставят участницы феминистских акций и всегда ли их удается достигать?
Алия Кадырова
ютьюбер, блогер, журналист
Есть акции, цель которых — донести до общественности идеи гендерного равенства, обратить внимание людей на проблемы. Ну и есть активизм более точечный или приближенный к реальности — это когда выступают за конкретные поправки в закон или в поддержку конкретных женщин, которые подверглись несправедливому осуждению. Они, на мой взгляд, более эффективны.
В то же время и без первого вида — скажем так, без активизма просвещения в хорошем смысле — обойтись тоже нельзя. Отдельно взятые акции, может, и не изменят сознание общества, но в долгосрочной перспективе — капля камень точит. К тому же здорово, что разные акции разных направлений феминизма рождают диалог и полемику. Я вообще вижу феминизм скорее как некую непрерывную общественную дискуссию, а не как свод правил.
В то же время и без первого вида — скажем так, без активизма просвещения в хорошем смысле — обойтись тоже нельзя. Отдельно взятые акции, может, и не изменят сознание общества, но в долгосрочной перспективе — капля камень точит. К тому же здорово, что разные акции разных направлений феминизма рождают диалог и полемику. Я вообще вижу феминизм скорее как некую непрерывную общественную дискуссию, а не как свод правил.
Анастасия Каримова
магистрантка Школы права и дипломатии Флетчера, создательница страницы «Не Марс и не Венера», консультирует Гарвардское общество права и международного развития
Я не акционистка, к тому же живу сейчас не в России; мое поле боя — фейсбук, мой инструмент — моя страница «Не Марс и не Венера». На этой странице я публиковала, в частности, выдержки из книги о партнерском насилии «Зачем он это делает?» Ланди Банкрофта. Спустя полтора года я узнала, что по крайней мере три подписчицы моей страницы после прочтения этих текстов нашли в себе силы и смелость выйти из насильственных отношений (две из них имели со своими мучителями общих детей). Эти истории укрепляют мою веру в то, что все не напрасно.
3
Как феминистки относятся к таким темам, как легализация проституции?
Анастасия Каримова
магистрантка Школы права и дипломатии Флетчера, создательница страницы «Не Марс и не Венера», консультирует Гарвардское общество права и международного развития
Разные феминистки относятся к этим темам по-разному. К моему сожалению, очень распространена риторика о том, что продажа своего тела — это право женщины и ее возможность выражать свою сексуальность. Я лично за сексуальное просвещение, за право женщин на любые формы сексуальности (и асексуальности), но при этом я убеждена, что говорить о проституции и о мейнстримной порнографии в контексте сексуальности вообще недопустимо. Секс — это то, чем люди занимаются, когда друг друга хотят. Если один человек хочет не секса с данным конкретным партнером, а заработать денег на лечение маме или на отдых себе, то это не секс и не «секс-работа». Это предоставление своего тела для мастурбации. И это не покупка «секс-услуг». Это мастурбация чужим телом за деньги. Мне очень жалко женщин, вовлеченных в проституцию: среди них много тех, кто пережил насилие в детстве или их вовлекли в подростковом возрасте; много нарко- и алкозависимых. Но сочувствие вызывают вообще все женщины: не очень-то приятно жить среди мужчин, которые так относятся к женскому телу и к сексу.
Леда Гарина
режиссер, феминистка, куратор проекта «Рёбра Евы»
Не существует никаких сферических феминисток в вакууме, которые бы, как «Единая Россия», голосовали за все единым блоком. Их объединяет только понимание того, что существует гендерная дискриминация. Либеральное крыло, например, считает, что легализация — это хорошо. Однако, как это свойственно большинству либеральных активистов, они не очень хорошо разбираются как в экономике, так и в последствиях применения различных законов. Аболиционистки — это те, кто считает проституцию современной формой рабства.
Надо смотреть на то, какой эффект давал тот или иной подход. Легализация в Германии и Голландии привела к росту трафика в эти страны, и положение женщин, находящихся в проституции, ухудшилось. Туда пришел крупный криминал. Большая часть женщин, которые занимаются проституцией в странах первого мира, — мигрантки или представители этнических меньшинств. Никакая легализация им не интересна. Выигрывают от этого только владельцы бизнеса.
Декриминализация сутенеров и проституток в Новой Зеландии никак не повлияла на вопросы безопасности. 15 женщин с тех пор были убиты клиентами. В Германии и Голландии эти показатели выше. А в Швеции, где клиенты были криминализованы в 2001 году, с этого момента ни одна женщина не была убита.
Криминализация/легализация — это не вопрос исключительно проституции. Это вопрос отношения к женщине в обществе. Причина существования проституции — экономическое неравенство. Оно, к сожалению, никуда не исчезло. И легализация — не решение вопроса, а лишь следствие вытеснения. Криминализация — это комплексный подход, важная часть которого — объяснять мужчинам, почему покупать людей недопустимо. Существуют также программы реабилитации для женщин-мигранток, переживших проституцию, позволяющие им адаптироваться и остаться в стране.
Надо смотреть на то, какой эффект давал тот или иной подход. Легализация в Германии и Голландии привела к росту трафика в эти страны, и положение женщин, находящихся в проституции, ухудшилось. Туда пришел крупный криминал. Большая часть женщин, которые занимаются проституцией в странах первого мира, — мигрантки или представители этнических меньшинств. Никакая легализация им не интересна. Выигрывают от этого только владельцы бизнеса.
Декриминализация сутенеров и проституток в Новой Зеландии никак не повлияла на вопросы безопасности. 15 женщин с тех пор были убиты клиентами. В Германии и Голландии эти показатели выше. А в Швеции, где клиенты были криминализованы в 2001 году, с этого момента ни одна женщина не была убита.
Криминализация/легализация — это не вопрос исключительно проституции. Это вопрос отношения к женщине в обществе. Причина существования проституции — экономическое неравенство. Оно, к сожалению, никуда не исчезло. И легализация — не решение вопроса, а лишь следствие вытеснения. Криминализация — это комплексный подход, важная часть которого — объяснять мужчинам, почему покупать людей недопустимо. Существуют также программы реабилитации для женщин-мигранток, переживших проституцию, позволяющие им адаптироваться и остаться в стране.
Алия Кадырова
ютьюбер, блогер, журналист
Феминизм разнообразен, разные женщины по-разному ответят на этот вопрос. Я лично считаю, что криминализация клиента и сутенера и декриминализация женщин, занятых проституцией, свидетельствует о патерналистском отношении государства к женскому телу, то есть это словно бы не оставляет за женщиной права выбора. В теории в обществе гендерного равноправия женщина имеет право распоряжаться своим телом как ей угодно и выгодно — в том числе заниматься секс-работой.
4
В чем основная разница между академическим феминизмом и активистским и какой подход сейчас актуальнее?
Ирина Тартаковская
старший научный сотрудник Института социологии РАН, кандидат социологических наук
Тут нельзя сказать, что актуальнее; это разные формы работы, иногда они пересекаются, потому что академический феминизм занимается развитием феминизма как теории, и это тоже важно и нужно делать, потому что меняется ситуация, появляются новые вызовы, надо осмыслять это с точки зрения гендерных отношений, с точки зрения феминистских каких-то программ. Нужно заниматься просвещением, что тоже удобно делать с позиций академического феминизма, но и активистская работа тоже нужна; то есть нельзя сказать, что одно важнее другого.
Сидни Гибсон
аспирантка факультета биоинженерии Университета Райса (Техас, США), феминистка
Мы живем в интересное время, когда академический и активистский феминизм cближаются — в частности, благодаря социальным сетям. Раньше, как мне кажется, академики и активистки находились очень далеко друг от друга. Были ученые в своей башне из слоновой кости, и были люди без докторских степеней, обычные люди, которые занимались активизмом. Но вся информация, все знания, полученные академиками, были труднодоступны для широких слоев общества. Сегодня происходит гораздо более широкий обмен идеями, есть твиттер, есть фейсбук, многие академики спускаются с Олимпа, так сказать. Есть ученые, которые пишут не только научные работы, но и книги для всех. Академики все яснее понимают, что им нужно общаться не только со своими коллегами, но и с обычными людьми. Я думаю, со временем этот процесс станет еще активнее.
Леда Гарина
режиссер, феминистка, куратор проекта «Рёбра Евы»
Эти направления имеют разную целевую аудиторию. Академический феминизм рассчитан на академическую среду и на тех феминисток, которые уже находятся в движении. Активистский феминизм в первую очередь работает на СМИ, на интернет-паблики, на широкую публику.
5
За что борется феминизм сейчас и может ли произойти такое, что необходимость в нем пропадет?
Анастасия Каримова
магистрантка Школы права и дипломатии Флетчера, создательница страницы «Не Марс и не Венера», консультирует Гарвардское общество права и международного развития
Во многих странах женщины до сих пор поражены в правах, и феминистки борются за обеспечение их базовыми правами. Даже в европейских странах, в Польше и в Ирландии, у женщин нет права на аборт. В России есть официальный запрет на несколько сотен профессий: например, женщины не могут работать сталеварами и шкиперами.
К сожалению, одной лишь ликвидации неравенства на законодательном уровне недостаточно: гендерные стереотипы прочно укоренены в культуре и приводят к тому, что женщины и мужчины оказываются загнанными в рамки определенных общественных ожиданий. Это так называемая гендерная социализация, которой мы подвергаемся буквально с рождения: девочкам покупают розовое, мальчикам — голубое, девочкам — куклы, мальчикам — машинки, мальчикам нельзя плакать, девочкам нельзя драться и так далее.
Пожалуй, для многих это самая непонятная часть феминизма: « Какие-такие общественные ожидания? Если есть голова на плечах, то тебе хватит ума строить свою жизнь так, как хочется!» Счастливицы, выросшие в относительно либеральных семьях и обладающие крепкой самооценкой, часто не замечают того психологического давления, которому подвергаются другие женщины. А многим мужчинам попросту удобно его не замечать: ведь женщин часто приучают к обслуживающей роли. Удобно думать, что твоя партнерша сама выбрала обслуживать тебя в быту, просто потому что ей это нравится, и вообще — «женщины от природы более хозяйственные».
Свою личную задачу я вижу в том, чтобы объяснять людям: индивидуальные различия важнее межполовых. Хватит оправдывать «природой» всякую чушь из серии «мужчинам секс нужен больше, чем женщинам» или «мужчина по природе своей добытчик». Это попросту антинаучная хрень, которая поддерживает стереотипы и делает жизнь многих людей хуже.
Согласно прогнозам Всемирного экономического форума, гендерное равенство в экономике наступит через 170 лет. Это значит, через 170 лет средние зарплаты мужчин и женщин сравняются. То есть как минимум в ближайшие 170 лет феминисткам есть над чем работать.
К сожалению, одной лишь ликвидации неравенства на законодательном уровне недостаточно: гендерные стереотипы прочно укоренены в культуре и приводят к тому, что женщины и мужчины оказываются загнанными в рамки определенных общественных ожиданий. Это так называемая гендерная социализация, которой мы подвергаемся буквально с рождения: девочкам покупают розовое, мальчикам — голубое, девочкам — куклы, мальчикам — машинки, мальчикам нельзя плакать, девочкам нельзя драться и так далее.
Пожалуй, для многих это самая непонятная часть феминизма: « Какие-такие общественные ожидания? Если есть голова на плечах, то тебе хватит ума строить свою жизнь так, как хочется!» Счастливицы, выросшие в относительно либеральных семьях и обладающие крепкой самооценкой, часто не замечают того психологического давления, которому подвергаются другие женщины. А многим мужчинам попросту удобно его не замечать: ведь женщин часто приучают к обслуживающей роли. Удобно думать, что твоя партнерша сама выбрала обслуживать тебя в быту, просто потому что ей это нравится, и вообще — «женщины от природы более хозяйственные».
Свою личную задачу я вижу в том, чтобы объяснять людям: индивидуальные различия важнее межполовых. Хватит оправдывать «природой» всякую чушь из серии «мужчинам секс нужен больше, чем женщинам» или «мужчина по природе своей добытчик». Это попросту антинаучная хрень, которая поддерживает стереотипы и делает жизнь многих людей хуже.
Согласно прогнозам Всемирного экономического форума, гендерное равенство в экономике наступит через 170 лет. Это значит, через 170 лет средние зарплаты мужчин и женщин сравняются. То есть как минимум в ближайшие 170 лет феминисткам есть над чем работать.
Сидни Гибсон
аспирантка факультета биоинженерии Университета Райса (Техас, США), феминистка
Если говорить о США, то мы сейчас все чаще задумываемся о том, что феминизм до настоящего момента в основном был движением белых женщин — или, можно сказать, в основном белые женщины продвигали его вперед. Я думаю, что сейчас, в особенности в связи с последними событиями, люди все чаще понимают, что феминизм должен быть более всеохватывающим. У женщин разные фигуры, цвет кожи, происхождение, религия. Я думаю, мы начинаем осознавать: «О, да ведь бывают разные женщины, значит, и феминизм должен быть разным, не всем подходит одно и то же». В Америке, мне кажется, это идет на пользу движению: мы понимаем, что некоторые проблемы, с которыми сталкиваются женщины, связаны не только с полом, но, например, еще и с социально-экономическим статусом, с расовой принадлежностью. Это делает феминизм более полным, потому что мы включаем в него всех женщин, а не какое-то ограниченное число. Такие перемены сейчас происходят в США, но я надеюсь, что в будущем это станет глобальным трендом. Сейчас самое важное — понять, что феминизм — это не только про женщин, но и про права человека. Я думаю, в будущем мы перейдем от рассмотрения вопросов с точки зрения феминизма к их рассмотрению с точки зрения общества в целом. Но мы не сможем сделать этого, конечно, пока не решим существующие проблемы женщин.
Елена Гапова
доцент кафедры социологии Western Michigan University (США), основательница Центра гендерных исследований Европейского гуманитарного университета в Минске
Феминизм сегодня пытается найти ответ на вопрос «Как вписать биологически различные тела в социальную систему на равных основаниях?». Исторически феминизм исходил из либерального посыла: все люди являются по природе свободными, равными и независимыми. Из этого посыла следовало, что женщины — как люди — должны быть равны с мужчинами. Однако мужчины и женщины различаются своей ролью в репродукции. Женщины какую-то часть жизни заняты воспроизводством, и в этот период они не могут «участвовать в рынке» на общих основаниях. Но раз они делают что-то необходимое — а без воспроизводства человечество обойтись не может,— им можно на это время назначить «стипендию» (оплату по беременности и родам) и вообще всячески их защищать. Но тогда получается, что женщины — другие, отличные от мужчин, а это уже находится в противоречии с исходным посылом. Если женщинам назначить особое обращение — например, постановить, что беременную женщину (или вообще женщину) нельзя приговорить к высшей мере наказания, женщины превращаются в заложниц материнской роли.
Эта дилемма известна в политической теории как противостояние равенства и различия. Она встала во весь рост при переходе к рынку, во время фундаментального изменения общественного договора. С одной стороны, новый общественный договор предполагает, что граждане автономны, свободны и сами несут ответственность за свое благополучие. Однако при таком «свободном» рынке некоторые группы будут социально неуспешными по объективным причинам. В таком случае, очевидно, надо ограничить рынок (ввести некоторые социалистические принципы), чтобы поддерживать социально неуспешных? Но тогда они перестают быть автономны и независимы и так далее. То есть это одновременно проблема справедливого распределения и проблема признания различия.
Что будет, когда наступит «конец истории», если пользоваться метафорой Фукуямы, то есть все ныне мыслимые проблемы будут решены? Не знаю, возможно ли это в принципе, но будет меняться социальное устройство, а вместе с этим и идеологии.
Эта дилемма известна в политической теории как противостояние равенства и различия. Она встала во весь рост при переходе к рынку, во время фундаментального изменения общественного договора. С одной стороны, новый общественный договор предполагает, что граждане автономны, свободны и сами несут ответственность за свое благополучие. Однако при таком «свободном» рынке некоторые группы будут социально неуспешными по объективным причинам. В таком случае, очевидно, надо ограничить рынок (ввести некоторые социалистические принципы), чтобы поддерживать социально неуспешных? Но тогда они перестают быть автономны и независимы и так далее. То есть это одновременно проблема справедливого распределения и проблема признания различия.
Что будет, когда наступит «конец истории», если пользоваться метафорой Фукуямы, то есть все ныне мыслимые проблемы будут решены? Не знаю, возможно ли это в принципе, но будет меняться социальное устройство, а вместе с этим и идеологии.
6
Совместимы ли феминизм и религия?
Елена Гапова
доцент кафедры социологии Western Michigan University (США), основательница Центра гендерных исследований Европейского гуманитарного университета в Минске
Зависит от того, понимать ли под религией веру (личное отношение к мистической силе, индивидуальный поиск) или церковь, т. е. социальный институт, который организовывает отправление отношений веры. Если первое, то феминизм и вера не только совместимы, но многие верующие феминистки спрашивают: как можно быть верующей и не быть феминисткой? Для них Бог — это про правду и справедливость, и феминизм — теоретически — про то же. Если же вы спрашиваете о церкви, то исторически церковь являлась патриархатным (предполагающим мужское доминирование) институтом (впрочем, и все остальные социальные институты — семья, система образования, армия и т. д. — исторически были патриархатны). Часть этого института во второй половине XX века была реформирована в попытке соответствовать вызовам времени. Но другая часть церкви, например православие, осталась традиционной; часть иудаизма не реформирована. Православная церковь делала попытку выработать в начале 2000-х свою собственную социальную доктрину, пытаясь осмыслить такие явления современности, как новые технологии, изменение формы семьи, сексуальности, понятий приватного и публичного, но осталась при этом традиционной и даже консервативной. Она отвергает многие из тех положений, которые лежат в основе феминистской идеологии. И здесь возникает проблема, так как люди верят по-разному и у многих постижение Бога (если это возможно) осуществляется в том числе через отправление ритуала. Я знаю прекрасно образованных верующих людей, для которых важно коллективное переживание во время церковной молитвы. И тогда феминизм и религия оказываются несовместимыми: надо либо уйти из церкви, либо отвергнуть некоторые положения феминизма. Это может быть темой для большого общественного разговора, к которому, как кажется, не готовы обе стороны: как православная церковь, так и значительная часть общества.
Ирина Тартаковская
старший научный сотрудник Института социологии РАН, кандидат социологических наук
Конечно, феминизм и религия совместимы. Просто религии бывают разные, с разной степенью ортодоксальности, с разной степенью жесткости доктрин. Существуют религиозные направления феминизма, очень давно существует христианский феминизм. Все зависит от того, как понимать: если понимать религиозное учение только в смысле каких-то очень жестких архаических правил поведения, то тогда, конечно, оно с феминизмом несовместимо. Если искать что-то большее (духовный путь, отношение к справедливости, какие-то этические хорошие решения человечества), то это прекрасно совместимо.
Алия Кадырова
ютьюбер, блогер, журналист
Я думаю, и взгляды на гендерное равноправие (помимо основных идей), и религиозные убеждения — это очень индивидуально. И хотя в целом во всех авраамических религиях, по крайней мере в традиционных их проявлениях, подчеркивается главенство мужчины над женщиной, я думаю, есть способы, какими отдельно взятые люди могут одновременно выступать за гендерное равенство и придерживаться неких религиозных взглядов.
Леда Гарина
режиссер, феминистка, куратор проекта «Рёбра Евы»
Феминизм — такая штука, которая совместима практически со всем. Лично для меня любая религия — это патриархальный институт, который укореняет гендерные стереотипы и ставит женщину в подчиненное положение. Но за всех я отвечать не берусь.
7
Можно ли считать аргументом против феминизма то, что равноправие полов невозможно из-за физиологических причин, ведь женщина должна выносить и воспитать ребенка?
Сидни Гибсон
аспирантка факультета биоинженерии Университета Райса (Техас, США), феминистка
Я определенно не согласна, что женщины не могут делать то же, что и мужчины, из-за того, что они рожают и заботятся о детях. Забота о ребенке должна делиться между родителями, это не только ответственность женщины. Часто в обществе об этом забывают, хотя женщины действительно могут быть кем угодно: матерями, учеными, политиками. То, что у тебя есть ребенок, не значит, что ты работаешь хуже или ты менее квалифицированный сотрудник, чем мужчина.
Саша Шадрина
основательница курсов Write like a Grrrl в России, соредактор блога No Kidding
Опыт скандинавских стран показывает, что под физиологией тут опять скрывается нежелание отказываться от привилегий. Когда я ездила на стажировку в Швецию, первое, что бросилось мне в глаза в аэропорту Стокгольма, — это наличие пеленальных столиков и в мужском, и в женском туалете. Наш куратор не пришел к нашей группе на вечеринку, потому что должен был забрать ребенка из садика. В нормальных социальных условиях, при правильной государственной регуляции, в культуре равных отношений эти вещи стремятся к балансу: равные отпуска по уходу за ребенком, доступная система дошкольного воспитания и так далее.
8
Как соотносятся философия феминизма и отношение к телу? Поддерживают ли те, кто стремится к худобе или прибегает к пластической хирургии, существующий порядок вещей?
Саша Шадрина
основательница курсов Write like a Grrrl в России, соредактор блога No Kidding
Они, конечно, поддерживают существующий порядок вещей, только публичное порицание также его поддерживает. Сдирать с женщины хиджаб, называя это освобождением, — вещь того же порядка. У женщины есть право распоряжаться своим телом. Другой вопрос, что она может делать это под влиянием нереалистичных стандартов красоты. Культуру нельзя перевернуть в одночасье, хотя нам бы этого, конечно, хотелось.
Сидни Гибсон
аспирантка факультета биоинженерии Университета Райса (Техас, США), феминистка
Ты, определенно, можешь быть феминисткой вне зависимости от того, что делаешь со своим телом. Одна из главных идей феминизма в том, что у женщины есть выбор. Если ты хочешь увеличить грудь или еще как-то изменить свою фигуру, а кто-то тебе говорит, что этого нельзя делать, то это абсолютно антифеминистическое суждение. Даже если женщина хочет вписываться в традиционные гендерные роли, это ее выбор. Я думаю, при этом она по-прежнему может быть феминисткой, если она не осуждает отношение других женщин к своей внешности.
Эмма Уотсон может совершенно спокойно ходить топлес, если ей этого хочется. Мне кажется, некоторые думают, что если женщина обнажает грудь, то она это делает исключительно ради внимания мужчин, но иногда это не так! А даже если и так, то это опять же ее тело, она с ним может делать, что ей вздумается, я не считаю это лицемерием. Сейчас много говорят о так называемой моде на феминизм. Думаю, тут есть о чем побеседовать: действительно, феминизм — это не просто снять футболку, это еще и быть политически активным, пытаться что-то изменить. Но даже, на первый взгляд, малозаметные действия вроде того, что ты поступаешь со своим телом так, как считаешь нужным, тоже играют роль. Эмма Уотсон делает так много всего, помимо фотосессий для Vanity Fair! Нельзя все ее немалые достижения как феминистки сводить к тому, что она показала грудь и теперь она не феминистка.
Эмма Уотсон может совершенно спокойно ходить топлес, если ей этого хочется. Мне кажется, некоторые думают, что если женщина обнажает грудь, то она это делает исключительно ради внимания мужчин, но иногда это не так! А даже если и так, то это опять же ее тело, она с ним может делать, что ей вздумается, я не считаю это лицемерием. Сейчас много говорят о так называемой моде на феминизм. Думаю, тут есть о чем побеседовать: действительно, феминизм — это не просто снять футболку, это еще и быть политически активным, пытаться что-то изменить. Но даже, на первый взгляд, малозаметные действия вроде того, что ты поступаешь со своим телом так, как считаешь нужным, тоже играют роль. Эмма Уотсон делает так много всего, помимо фотосессий для Vanity Fair! Нельзя все ее немалые достижения как феминистки сводить к тому, что она показала грудь и теперь она не феминистка.
Елена Гапова
доцент кафедры социологии Western Michigan University (США), основательница Центра гендерных исследований Европейского гуманитарного университета в Минске
С одной стороны, феминизм проповедует радикальное переосмысление отношения женщин к своему телу, отказ от однообразного и калечащего стандарта, выработку новых представлений о красоте и, как писала Андреа Дворкин, уважение к человеческой жизни в ее бесконечном и прекрасном разнообразии. Что замечательно, но реальное всегда отличается от идеального. Социальная система, в которой мы существуем, постоянно вырабатывает нормы, стандарты, ценности и так далее, и мы стремимся им соответствовать. Или даже не можем не соответствовать, это способ бытования наших социальных тел. Бодипозитив может быть таким же стандартом, порожденным рынком и капитализмом, как и стремление к худобе.
9
Существует ли наряду с дискриминацией женщин дискриминация мужчин и в чем она проявляется?
Ирина Тартаковская
старший научный сотрудник Института социологии РАН, кандидат социологических наук
Действительно, дискриминацией мужчин можно назвать службу в армии. Или, например, как есть определенные виды работы, на которые предпочитают принимать только мужчин, и есть работы, куда обычно берут, наоборот, только женщин. Если, например, мужчина захочет устроиться воспитателем в детский садик, то его вряд ли возьмут — более того, будут подозревать сразу в чем-то нехорошем, хотя, в общем, что в этой профессии неправильного? Есть мужчины, которые очень любят детей. Другое дело, что вот эти «женские» рабочие места, как правило, маркируются как низкопрестижные и часто бывают низкооплачиваемыми. Поэтому не думаю, чтобы много мужчин за них билось, но это уже другой вопрос — по какому принципу оплачивается труд в обществе.
Я убеждена в том, что та система, которая в феминизме называется патриархатом, наносит вред представителям обоих полов. Каждый платит за это свою цену. У мужчин цена тоже достаточно высокая, это видно даже из статистики: они действительно больше болеют, меньше живут, часто умирают не естественной смертью, а гибнут в результате несчастных случаев, каких-то криминальных ситуаций, военных конфликтов. Но при этом они продолжают получать значительное преимущество при делении материальных ресурсов, власти, денег. Это такая серьезная вещь, что отказываться от этого они в массе своей совершенно не готовы. Хотя они и сетуют на недостатки своего положения, все-таки эта система работает больше на них.
Я убеждена в том, что та система, которая в феминизме называется патриархатом, наносит вред представителям обоих полов. Каждый платит за это свою цену. У мужчин цена тоже достаточно высокая, это видно даже из статистики: они действительно больше болеют, меньше живут, часто умирают не естественной смертью, а гибнут в результате несчастных случаев, каких-то криминальных ситуаций, военных конфликтов. Но при этом они продолжают получать значительное преимущество при делении материальных ресурсов, власти, денег. Это такая серьезная вещь, что отказываться от этого они в массе своей совершенно не готовы. Хотя они и сетуют на недостатки своего положения, все-таки эта система работает больше на них.
Алия Кадырова
ютьюбер, блогер, журналист
Дискриминации мужчин как таковой существовать не может. Безусловно, есть аспекты, в которых современное патриархальное устройство нашей культуры может негативно влиять на жизнь мужчин. Армейская повинность один из них. Он исходит из гендерных стереотипов, согласно которым мужчины — это «воины» и «защитники», а женщины — «хранительницы очага» и вообще более слабые существа. Есть и другие подобные проявления. Например, то, что мужчины ограничены в репродуктивных правах. Экономические ожидания от мужчин выше. Но это не дискриминация. Дискриминация — это один из способов, которыми группа угнетателей давит на угнетенную группу. В разрезе патриархата угнетатели — мужчины, а угнетены — женщины. Поэтому и дискриминация может проходить только в одну сторону.
10
Есть ли у феминизма в России своя специфика?
Анастасия Каримова
магистрантка Школы права и дипломатии Флетчера, создательница страницы «Не Марс и не Венера», консультирует Гарвардское общество права и международного развития
СССР часто любят приводить в пример как страну победившего гендерного равенства, что является большим заблуждением. Действительно, у женщин в СССР по сравнению с женщинами многих европейских стран рано появились избирательные права и возможность работать вне дома. Но СССР при этом оставался патриархальным государством: в политбюро ЦК КПСС за всю историю СССР не было ни одной женщины. Женщины, работавшие вне дома, на пресловутых заводах и в шахтах, продолжали выполнять большую часть работы по дому. Думаю, отчасти этим объясняется такое негативное отношение к феминизму сегодня: многие считают, что равноправие — это когда ты должна работать в шахте и тащить на себе домашний быт. Мысль о том, что равноправие — это, например, когда у женщин есть возможность быть политическими лидерами, многим даже не приходит в голову.
Вообще, феминизм в разных странах и даже в разных регионах одной страны работает с разными проблемами. Я сейчас учусь в США, и тут, к сожалению, актуальна тема изнасилований в кампусах университетов. До сих пор есть проблема уличных приставаний (если вы верите слухам о том, что тут мужчин сажают в тюрьму за то, что они придержат перед женщиной дверь — успокойтесь, тут незнакомцы на улице до сих пор позволяют себе реплики «Классная у тебя задница» — и ничего, как с гуся вода). Возобновились дискуссии о праве женщин на аборт, которое некоторые представители новой администрации были бы рады отнять. Очень много говорят о расовых проблемах в контексте феминизма — есть такая грустная байка о том, что темнокожая женщина видит в зеркале темнокожую женщину, белая женщина видит в зеркале просто женщину, а белый мужчина видит в зеркале человека. В США на федеральном уровне отсутствует декретный отпуск (прям как в Папуа — Новой Гвинее!), и это тоже большая проблема.
В России своя повестка: феминистки выступают против декриминализации домашних побоев, против дикой — кровь из глаз — сексистской рекламы, против обвинения жертв изнасилований в том, что те «сами спровоцировали»; на Кавказе борются против насильственных браков (помните историю Хеды Гойлабиевой?). Есть, конечно, и общие темы, которые актуальны и для России, и для Европы, и для США.
Вообще, феминизм в разных странах и даже в разных регионах одной страны работает с разными проблемами. Я сейчас учусь в США, и тут, к сожалению, актуальна тема изнасилований в кампусах университетов. До сих пор есть проблема уличных приставаний (если вы верите слухам о том, что тут мужчин сажают в тюрьму за то, что они придержат перед женщиной дверь — успокойтесь, тут незнакомцы на улице до сих пор позволяют себе реплики «Классная у тебя задница» — и ничего, как с гуся вода). Возобновились дискуссии о праве женщин на аборт, которое некоторые представители новой администрации были бы рады отнять. Очень много говорят о расовых проблемах в контексте феминизма — есть такая грустная байка о том, что темнокожая женщина видит в зеркале темнокожую женщину, белая женщина видит в зеркале просто женщину, а белый мужчина видит в зеркале человека. В США на федеральном уровне отсутствует декретный отпуск (прям как в Папуа — Новой Гвинее!), и это тоже большая проблема.
В России своя повестка: феминистки выступают против декриминализации домашних побоев, против дикой — кровь из глаз — сексистской рекламы, против обвинения жертв изнасилований в том, что те «сами спровоцировали»; на Кавказе борются против насильственных браков (помните историю Хеды Гойлабиевой?). Есть, конечно, и общие темы, которые актуальны и для России, и для Европы, и для США.
Елена Гапова
доцент кафедры социологии Western Michigan University (США), основательница Центра гендерных исследований Европейского гуманитарного университета в Минске
Я буду говорить о постсоветском пространстве в целом, так как это территория с общим прошлым и в значительной степени общим языком интеллектуального общения, где феминистская идеология создается как коллективный продукт. Например, популярный прошлой осенью флешмоб #янебоюсьсказать начали украинские феминистки.
Есть ли специфика? Безусловно. Конечно, постсоветский феминизм первоначально активно заимствовал западные концепты и язык описания тех феноменов, для которых у нас не существовало даже словаря. Однако, как стало ясно через какое-то время, постсоветский феминизм формировался в другое время и в другой социальной ситуации, чем на Западе, и должен выстраивать свой собственный концептуальный аппарат. Дело в том, что возникновение «второй волны» феминизма происходило в тот период, когда западные женщины не только не имели права на аборт, но в некоторых странах не могли открыть банковский счет без согласия мужа, не принимались в престижные университеты или покидали службу при выходе замуж. Гендерное неравенство было очевидно, материально и несправедливо, а общим контекстом того времени было уменьшение экономического неравенства (которое через десятилетие снова начало возрастать).
Постсоветский же феминизм возникает в ситуации «выхода» из социализма (в рамках которого гендерное равенство понималось как «забота государства о работающей матери», но при этом многие вещи были для нас само собой разумеющимися). То есть происходит разложение «родового строя» социалистического равенства, исчезают социальные программы, формируется очень высокое экономическое неравенство. Одновременно с этим реформируется гендерный порядок, возникает «буржуазный идеал» (с мужчиной-кормильцем или «спонсором»), непосредственная товаризация женской (и реже мужской) сексуальности и так далее. Так что возникает та ситуация, которая у западных феминисток была первоначально. Но она не вполне такая же, и важно выработать концепты, которые соответствовали бы ей. Каким образом говорить о политиках идентичности в тех условиях, когда «наступает» классовое неравенство, причем там, где были безусловные достижения в области гендерного равенства, но они в большей степени касались перераспределения ресурсов, и гораздо в меньшей — признания женской независимой субъектности? В то же время, мне кажется, у нас сейчас происходит переоткрытие некоторых важных достижений и дискуссий о гендерном равенстве, которые происходили в советские послереволюционные десятилетия. Тогда — представьте себе — даже была сформулирована проблема домашнего насилия.
Есть ли специфика? Безусловно. Конечно, постсоветский феминизм первоначально активно заимствовал западные концепты и язык описания тех феноменов, для которых у нас не существовало даже словаря. Однако, как стало ясно через какое-то время, постсоветский феминизм формировался в другое время и в другой социальной ситуации, чем на Западе, и должен выстраивать свой собственный концептуальный аппарат. Дело в том, что возникновение «второй волны» феминизма происходило в тот период, когда западные женщины не только не имели права на аборт, но в некоторых странах не могли открыть банковский счет без согласия мужа, не принимались в престижные университеты или покидали службу при выходе замуж. Гендерное неравенство было очевидно, материально и несправедливо, а общим контекстом того времени было уменьшение экономического неравенства (которое через десятилетие снова начало возрастать).
Постсоветский же феминизм возникает в ситуации «выхода» из социализма (в рамках которого гендерное равенство понималось как «забота государства о работающей матери», но при этом многие вещи были для нас само собой разумеющимися). То есть происходит разложение «родового строя» социалистического равенства, исчезают социальные программы, формируется очень высокое экономическое неравенство. Одновременно с этим реформируется гендерный порядок, возникает «буржуазный идеал» (с мужчиной-кормильцем или «спонсором»), непосредственная товаризация женской (и реже мужской) сексуальности и так далее. Так что возникает та ситуация, которая у западных феминисток была первоначально. Но она не вполне такая же, и важно выработать концепты, которые соответствовали бы ей. Каким образом говорить о политиках идентичности в тех условиях, когда «наступает» классовое неравенство, причем там, где были безусловные достижения в области гендерного равенства, но они в большей степени касались перераспределения ресурсов, и гораздо в меньшей — признания женской независимой субъектности? В то же время, мне кажется, у нас сейчас происходит переоткрытие некоторых важных достижений и дискуссий о гендерном равенстве, которые происходили в советские послереволюционные десятилетия. Тогда — представьте себе — даже была сформулирована проблема домашнего насилия.
Свежие комментарии